Любой ценой
Шрифт:
– Почему? – удивилась я.
– Он терпеть не мог журналистов. Кроме того, считал, что это не профессия для настоящего мужчины. К тому же, как я поняла, этот Виктор – очень мягкий и интеллигентный мальчик. А дядя… О мертвых, конечно, нельзя говорить плохо, но он был солдафон. Типичный. И, естественно, он не таким хотел видеть собственного зятя, как этот Виктор.
– А что, там уже речь шла о свадьбе?
– Дядя говорил, что Наташа как-то заявила об этом. Господи, ей же было всего семнадцать лет! Разрешил бы он им открыто встречаться, может быть, у них бы все само собой прошло… А он вместо этого буквально запирал Наташу дома, не разрешал Виктору к ней приходить, несколько раз просто с лестницы его спускал… Это он все сам рассказывал. Дядя, в смысле.
– А
– Она и просила его, и плакала, и даже голодовку объявляла.
– Юношеские страсти, в ее возрасте это вполне естественно, – кивнула Ольга.
– Бедная девчонка, – вздохнула я. – Не дай бог иметь такого папашу.
– Хочешь сказать, лучше такого, как у нас? – усмехнулась Ольга.
– Не знаю, – честно ответила я. – Наш, по крайней мере, не навязывал нам своего мнения.
– Это потому, что он нас и видеть не хотел.
– Какая теперь разница, почему! – махнула я рукой.
Наш отец, Андрей Витальевич Снегирев, бросил нас, когда мы с Ольгой были совсем маленькими. Мать, Ираида Сергеевна, помучившись с двумя близняшками и поняв, что это такое, перекинула нас на бабушку. Евгения Михайловна фактически нас и воспитала, а мама как занялась смолоду устройством личной жизни, так и занимается до сих пор. Постоянного мужа она себе так и не приобрела, а вот дочерей, можно сказать, потеряла.
Нет, мы, конечно, общаемся с ней, но я называю ее до сих пор исключительно на вы и Ираида Сергеевна. Ольга – более мягкая, а точнее, беспринципная – зовет ее мамой. Ну, Ольгу можно понять – она зависит от Ираиды Сергеевны, периодически подкидывая ей собственных детей. Видимо, мамины гены в ней сказываются. Я-то, слава богу, ни от кого не завишу, чтобы жертвовать своими принципами.
Я отвлеклась от разговора, погрузившись в собственные мысли, и теперь уже Ольга толкнула меня.
– Да слушаю я, слушаю, – буркнула я. – Так что там было дальше?
– У них очень испортились отношения – у Наташи с отцом, я имею в виду. В конце концов он поставил ей условие – месяц не встречаться с Виктором. Та скрепя сердце согласилась, надеясь, что через месяц отец поймет, как он ошибался. А Николай Валентинович в свою очередь надеялся, что за месяц молодые люди отвыкнут друг от друга. Но все было напрасно. Наташа и Виктор честно выдержали положенный срок, и ровно через месяц Виктор появился на пороге квартиры Дружниковых. Николая Валентиновича в тот момент не было дома, а когда он вернулся, то застал сияющую парочку. Это вывело его из себя, и он раскричался, выгнал Виктора и сказал, чтобы ноги его больше в его доме не было. С Наташей случилась истерика, потом она долго лежала в постели, совершенно ко всему безучастная. С этого момента они с отцом окончательно отдалились друг от друга. Николай Валентинович даже плакал, когда рассказывал об этом. Я и не подозревала раньше, что этот человек может так проявлять свои эмоции. Он всегда казался мне сделанным из железа, а тут совсем размяк. Да еще выпивка на него подействовала. Он выглядел совсем старым и разбитым. Мне его было так жалко в тот момент!
– А что случилось потом? – спросила тихо Ольга после недолгого молчания.
– Потом Наташа начала встречаться с другим парнем. Тот был из очень обеспеченной семьи. Правда, татарин.
– А как Николай Валентинович отнесся к этому выбору? – спросила я.
– Он воспринял это как час от часу не легче. Я думаю, что Наташа стала это делать назло отцу. Дескать, ты хотел обеспеченного – пожалуйста. К тому же грубого мужлана.
– В каком смысле?
– Это Николай Валентинович так выразился, уточнив, что это слова Наташи. Тут уже он повел себя по-другому. По-прежнему пытался отговорить дочь от нежелательных отношений, но уже гораздо более мягко. Но та словно завелась. Нет уж, говорит, папочка, ты хотел такого – получай! Поначалу, когда Николай Валентинович еще не знал этого Руслана, он даже обрадовался, что дочь наконец переключилась. Думал, что она ожила и теперь наладит отношения с новым кавалером. Но как увидел его… Он сам сказал, что более наглого типа не встречал.
– Какой именно? – уточнила я, потому что Лариска снова замолчала.
– Он пошел к этому Виктору и потребовал компенсацию за моральный ущерб. Денежную. Назвал какую-то совершенно нереальную сумму…
– А Виктор что?
– Подробностей я не знаю, но только поняла, что он, естественно, отказался. Там вышла какая-то безобразная сцена, Николай Валентинович не стал мне ее описывать. А больше я ничего не знаю. Николай Валентинович совсем вымотался, рассказывая мне все это. Сил у него уже не было, помню, он уснул прямо за столом. Я пыталась его растолкать, уложить в постель, но так и не смогла. Потом ему стало плохо с сердцем. Я вызвала скорую, ему что-то вкололи, кое-как привели в чувство и уложили спать. В общем, это была кошмарная ночь, о которой мне до сих пор вспоминать неприятно. Даже жутко…
Лариска снова замолчала. Потом, попросив у меня еще одну сигарету, закурила. Ольга пододвинула ей бутылку с вином, но Лариска отказалась пить. Зато сама Ольга с удовольствием пропустила еще стаканчик.
Я, не выдержав, вывела ее в соседнюю комнату.
– Что такое? – заметив мой недружелюбный взгляд, недовольно спросила сестра.
– Ты поменьше на вино налегай! – с досадой сказала я. – История-то, как я понимаю, на психологии замешана, а это как раз по твоей части. Тебе слушать надо, раскрыв рот, и выводы делать, а ты чем занимаешься?
– Я во все прекрасно вникаю! – возмущенно зашипела сестра. – Делаешь из меня неизвестно кого! Я уже сейчас могу сказать, что налицо присутствует синдром…
– Стоп! – перебила я ее, поняв, что сейчас посыплются термины, которыми Ольга обожает оперировать и в которых я ни черта не понимаю. А Ольга этим ужасно гордится, полагая, что становится выше меня. Я оставляю ей эту иллюзию – пусть упивается мыслью, что хоть в чем-то превосходит меня, – но выслушивать все эти заумные фразы – извините!
– Одним словом, я все превосходно осознаю! – гордо заявила сестра. – Так что нечего меня дергать! Пойдем лучше дослушаем до конца.
– Пойдем, – вздохнула я.
Мы вернулись в кухню. Лариска сидела, молча катая в пальцах хлебный шарик.
– Извини, Лорочка, – сказала я ей. – Рассказывай дальше.
– Да, собственно, больше и рассказывать-то нечего. Наутро дядя выглядел довольно жалко. Видно, переживал, что так разнюнился передо мной. Потом завел меня в кухню и настоятельно попросил никому не говорить о том, что он мне рассказал. Уверял, что это все был пьяный бред и на самом деле все не так. Я заверила его, что никому ничего не скажу, даже маме.
– И больше вы к этому разговору не возвращались?
– Никогда! – заверила меня Лариска. – Словно и не было этой ночи.
– А ты не видела никогда этих парней – Виктора, Руслана?
– Нет. Где же я их увижу? Когда я приехала в Тарасов, со дня смерти Наташи прошло уже достаточно времени. Что им было делать у Дружникова? Правда, однажды, когда я пошла на кладбище, я увидела возле Наташиной могилы паренька. Щупленький такой, в очках, волосы волнистые. Увидев меня, он смутился, пробормотал невнятное приветствие, потом положил ей на могилу букет и быстро ушел. Виктор это был или нет, я не знаю, но думаю, что уж точно не Руслан. Уж больно внешность не соответствует тому, что я узнала об этом парне.