Любви больше нет

Дюжева Маргарита

Меня тошнит от ужаса.

– З…зачем? – позорно икаю, мечясь взглядом по ее фигуре, – сними это немедленно!

От моей бешенной реакции Таська теряется:

– Но…ты же хотел. Чулки сам купил…Я думала ты будешь рад, раз просил.

Она беспомощно хлопает глазами, а меня бомбит, и прежде, чем успеваю осознать, что делаю, рявкаю на всю квартиру:

– Я два дня назад об этом просил!

До того, как облажался по полной!

Как ей сказать, что теперь этот образ для меня – символ предательства и собственного падения? Как?

Глава 3.6

В

светло-карих глазах сверкают слезы, от которых стынет в груди.

– Извини, – хриплю, – я не хотел тебя обидеть.

Поздно. Обиделась.

– Ну прости, что плохо себя чувствовала, и сразу не выпрыгнула из трусов, чтобы воплотить в жизнь твои эротические фантазии. Кто ж знал, что через два дня у тебя включится капризный мальчик! – раздраженно скидывает обувь. Одна туфля отлетает в сторону, вторая скользит по полу ко мне.

– Тась… – понимаю, что лажанул, но не могу заставить себя подойти к жене и обнять.

Объятия лечат, но не в нашем случае. Хватать ее грязными лапами никому не позволено. Даже мне.

– Иди ты к черту, Кирсанов. Сначала идей накидываешь, а потом срываешься.

– Я просто устал…на работе. Прости.

Воздух раскаленными кирпичами падает в легкие. Струна внутри натягивается и дрожит от дикого напряжения. Кажется, что вот-вот порвется, выплеснув наружу всю грязь.

– Давно ли я стала для тебя громоотводом после тяжелого рабочего дня? – с этими словами она разворачивается и уходит в спальню, громко хлопнув дверью.

Этот звук ассоциируется с грохотом крышки гроба. Вздрагиваю и порывисто иду следом, но зайти внутрь не могу. Застываю на пороге, словив очередной флешбек. Красные волосы, змеиные глаза, полумрак кабинета и непристойные звуки.

Ноги прирастают к полу, сердце снова останавливается.

Я все испохабил…

Уперевшись ладонями в косяк, низко опускаю голову, пытаясь продышаться. Ни черта не выходит. Штормит, ломает, выворачивает наизнанку от страха, что однажды она вот так же захлопнет за собой дверь, только уже навсегда.

Я знаю ее как облупленную. Она не простит.

На нее не подействуют отговорки о помутнении разума и классическое «не знаю, как это получилось». И плевать будет, что красноволосая на хрен мне не сдалась, что ее притягательность моментально обнулилась, стоило только осознать последствия роковой ошибки. Что это была минутная слабость.

Слышу, как в спальне Таська мечется по комнате, как гремит створками шкафа и тихо всхлипывает. Потом дверь распахивается, едва не припечатав мне по тупорылой морде. Я последний момент успеваю отпрянуть назад и тут же сталкиваюсь с несчастным взглядом жены.

– Тась…

Она сует мне в руки подушку и одеяло:

– Спи в гостиной. Не хочу тебя сегодня видеть.

Я на автомате прихватываю барахло, прижимая его к раскуроченной груди. Не могу ни слова из себя выдавить, потому что слезы в глазах жены вымораживают, парализуют, сталкивая еще глубже в панику.

Что же я наделал.

–

Ужин на плите, – бурчит она. Потом морщится и добавляет горькое, – хотя навряд ли ты голоден.

– Я…

Дверь снова захлопывается перед моим лицом. Я прижимаюсь к ней лбом и жмурюсь от отчаяния:

– Прости, – беззвучно.

Все правильно. Не хрен мне делать в спальне. Не хрен тащить туда грязь, с которой изгваздался по самые уши. Как пьяный захожу в гостиную, бросаю вещи на диван, а потом ползу в душ.

Неприятно дотрагиваться до самого себя. Зло трусь мочалкой, будто хочу кожу лохмотьями снять. Тело горит, а внутри ширится лютая стужа, забирая себе все больше и больше.

Меня так сильно колбасит, что не могу заснуть ни в полночь, ни в час, ни в два. Каждый глоток воздуха иголками впивается в легкие, башку ломит от миллиона дурных мыслей и, как ни пытаюсь, не получается избавиться от гребаных воспоминаний.

Образы моего падения, как на репите проносятся в голове. Нет ни намека на бывшее возбуждение, только отвращение и глухая удрученность, от непонимания того, как можно было поддаться на провокацию и уступить.

Лежать нет сил, поэтому поднимаюсь и выхожу на балкон. Стою, облокотившись на перилла, и смотрю в черное, как смоль небо. Даже звезд нет. Ни единого просвета, как и у меня в душе.

На часах три. Я наблюдаю, как стрелка переваливает через этот рубеж, и в животе скручивает еще сильнее. Именно в этот момент взлетает самолет, унося на своем борту Алексу.

Всего-то и нужно было – продержаться несколько часов, и ничего этого не было бы.

Это бред, когда говорят, что лучше сделать и жалеть об этом, чем жалеть о том, чего не сделал. Полный. Я в этом убедился на собственном примере. Ни о чем в жизни я еще так отчаянно не сожалел, как о сегодняшнем поступке.

Вернувшись в комнату, сажусь на диван. Пальцами зарываюсь в волосы и сижу. Ни живой, ни мертвый, подыхающий от чувства вины, которое теперь навсегда со мной.

А ведь еще неделю назад все было прекрасно. Я уверенно смотрел в будущее, зная, что мне все по плечу, что рядом со мной та, которая всегда поддержит и никогда не предаст. Я и подумать не мог, что спустя семь дней предам сам, пустив коту под хвост все клятвы и признания. Не понимаю, как можно было за неделю настолько вываляться в дерьме, что жить тошно.

Теперь, когда Красноволосая улетела, увозя вместе с собой наш грязный секрет, я остаюсь один на один с проблемами. Все, что мне остается, это давиться им и делать так, чтобы Таська никогда не узнала о том, как я ее подвел. Потому что она не заслуживает такого.

А я не заслуживаю ее, но намерен все исправить и сохранить наш маленький мирок, который сам едва не разрушил.

Змеи больше нет. Она живет за сотни километров отсюда, и случайная встреча исключена. Значит, никто не будет мозолить глаза, напоминая о роковой ошибке, никто не вмешается, никто не макнет меня носом в дерьмо. Никто не расскажет об этом жене.