Любви хрустальный колокольчик
Шрифт:
— А этот Павел, он кто?
Я не сразу сообразила, о чем он меня спрашивает.
— Ответь лучше, нашел ли ты себе другое жилье, ведь мы с тобой как договаривались… Постой, постой, как это, кто такой Павел? Откуда ты вообще о нем знаешь?
— Еще бы мне о нем не знать, ты вчера мне все уши прожужжала. Павел то, да Павел се, да такой, да сякой. То ругала, то хвалила, а уж плакала-то!
Я закрыла глаза, сжала зубы и мысленно дала себе клятву больше никогда так не пить. Открыв глаза, я осведомилась как можно равнодушнее:
— Вот как? И что же такого особенного я тебе о нем сказала?
Но с Саши уже слетела вся его небрежность и напускное равнодушие, он смотрел на меня волком и рявкнул так, что уши заложило:
— Отвечай, когда тебя спрашивают! —
При этих словах он весь перекосился и с такой силой хрястнул кулаком по столу, что соусник упал на пол и разбился. Вот тебе и поспокойнее. Особенно жалко было соуса. Когда-то я еще соберусь такой сделать! Намеренно задержавшись взглядом на осколках и безобразной лужице на полу, я уже гораздо спокойнее продолжала:
— Как-то ты назвал меня сумасшедшей, но до тебя мне ох как далеко. И нечего сверлить меня пронзительным взглядом, я не боюсь. Кто ты такой, чтобы задавать мне эти вопросы? Каким бы Павел ни был, он все же был в тысячу раз лучше тебя, о нем и поплакать не грех. А что касается того, что я якобы выгоняю тебя, то разве мы не договаривались, что ты поживешь у меня две-три недели, пока не подыщешь квартиру?
— Теперь все изменилось. Ты спрашиваешь, кто я такой, чтобы задавать тебе вопросы? Ну, так я тебе отвечу. Я — твой мужчина, твой единственный мужчина, отныне и до скончания твоих дней. Если ты надеялась, получив удовольствие, избавиться от меня, как от ненужной тряпки, то сильно ошибалась. Я остаюсь здесь, и даже десять Павлов не смогут мне помешать.
— Десять не понадобились бы, не обольщайся на свой счет. Будь Павел жив, ты летел бы отсюда как птичка! А чтобы прекратить этот бессмысленный разговор, я скажу тебе, что Павел был моим мужем, отцом моих детей. И ты его, кстати, видел, когда приезжал с матерью сюда еще маленьким тихим мальчиком. Никогда не знаешь, что из кого получится!
— Да, действительно, припоминаю. Весьма неприятный тип был. Очень хорошо сделал, что умер. Так что же, получается, ты теперь вдова? Надо же! Никогда не спал со вдовами.
— Нет, я разведена. Все, иду спать, а ты будь любезен убрать за собой, раз сам насвинячил.
— Подожди, если ты разведена, то давно? И был у тебя после мужа кто-нибудь или нет?
— Мне сейчас только твоей ревности и не хватало. Кто в моей жизни был и кого не было, уже давно не имеет значения. Все, я устала, хочу спать.
— Спать ты пойдешь, когда я тебя отпущу! Сначала убери с пола. Во-первых, это ты вывела меня из себя. Во-вторых, мыть пол я не привык, это женская работа. А моя работа начнется чуть позже.
Я на самом деле устала, и спорить с ним у меня не было сил. Да и совершенно бесполезно спорить с человеком, имеющим сильно развитую манию величия. Вот это и называется вляпаться! Мне пришлось повторить это себе еще раз, когда, приведя в порядок кухню, а потом в ванной и саму себя, я добралась наконец до комнаты с единственным намерением лечь и уснуть и обнаружила в своей постели Сашу. Никакие мои отнекиванья, ссылки на усталость и даже на свой возраст успеха не имели, мне было недвусмысленно сказано:
— Дорогая, ты совершенно напрасно стараешься убедить меня в своей усталости, от моих ласк она сразу же рассеется. Что же касается твоего возраста, то больше я не желаю слышать о нем ни слова. Ну же, не упрямься, со мной тебе будет хорошо, настолько хорошо, что ты забудешь про всех подонков, которые у тебя были. Я прощаю их, потому что ты тогда меня не знала так, как знаешь сейчас, но теперь смотри — если что, я просто сверну тебе шею!
И видимо, наглядности ради он сжал мою шею двумя руками, не слишком сильно, но ощутимо, я испуганно сглотнула. Саша разжал руки, глядя на меня скорее насмешливо, чем сердито. Но мне-то было уже не до смеха, но и не до секса тоже. Все его последующие попытки привести меня в надлежащее состояние оказались несостоятельными, конечно, свое-то он получил, но все настолько отличалось от предыдущего раза, что мой мучитель остался недоволен.
В последующие дни Саша почти постоянно пребывал в хорошем настроении, на работе не задерживался, иногда даже приносил продукты, ведь ужинал он теперь всегда со мной. Ему нравилось обставлять трапезу торжественно, со свечами, пошутить, посмеяться. И каждый вечер заканчивался одинаково: он неизменно приходил в мою постель. И здесь мне уже ничто не помогало, приходилось отрабатывать по полной программе. Как-то я додумалась до того, что решила симулировать экстаз, чтобы побыстрее освободиться. У других женщин, как я слышала, это очень даже неплохо получается. То ли они такие умелые актрисы, то ли мужчины у них не столь чуткие и не замечают обмана. Саша мой подлог раскусил мгновенно, разъярился и показал мне наглядно, что такое грубый, жесткий секс. Мне было больно, и я испугалась, не сразу заметив, насколько доволен моим испугом Саша. После его ухода я поплелась отмокать в теплой воде. Лежа в ванной и вдыхая запах розового масла, которое я добавила в воду, чтобы немного порадовать себя, я думала о том, насколько этому монстру важно ощущать свою власть надо мной, с помощью экстаза ли, испуга, все равно. Как же вырваться из ловушки, в которую я столь неосмотрительно забрела?
Постепенно отношения наладились, насколько это вообще было возможно. Но вчера меня пригласили на презентацию по случаю пятилетия издательского дома. Саше я ничего не сказала. Начало в пять часов, как ни торопись, но вернуться раньше его я не успею. Как он отреагирует?
Я убралась, приготовила ужин из двух блюд, не считая салата, украсила стол. Оставила записку, где сообщала, что вынуждена срочно уйти по издательским делам и что вернусь вечером. Теперь надо решить вопрос с тряпками. Я открыла шкаф: так, по делам я всегда езжу в строгом сером костюме, для сегодняшнего случая он не годится, нужно что-то другое. Но что? Взгляд остановился на нежно-голубом шелковом костюме. Макияж нанесла едва заметный. Оглядев себя в зеркало, решила, что вполне на уровне.
Начался вечер как-то уж слишком официально, все были скованы, но постепенно народ мало-помалу оживлялся. Я отпила из бокала и решила подойти к своей редакторше, которая только что мелькнула в другом конце зала. Пока я к ней пробиралась, лавируя между группками гостей, меня неожиданно окликнул главный редактор. Когда, слегка недоумевая, я подошла к нему, он представил меня своему собеседнику. Мужчину звали Модест Сергеевич. Меня поразил контраст между солидным именем нового знакомого и его внешностью. Был он очень высоким, крупным, даже толстым. Ярко-рыжие волосы растрепались, дорогой костюм помялся, и вообще чувствовалось, что человек очень мало обращает внимания на свою внешность. Но в его галстуке сверкала булавка с большим бриллиантом. Я так увлеклась, рассматривая рыжего Модеста, что не сразу уловила, зачем им понадобилась. Оказалось, главный рекомендует меня как литобработчика, способного спасти даже самую слабую книгу. Главный наш был человеком довольно суровым, в первый раз он удостоил меня похвалы, и я даже покраснела от смущения. Модест Сергеевич сунул мне визитную карточку, попросил непременно ему позвонить. И, не дожидаясь моего согласия, тут же откланялся, куда-то, видимо, спешил. Я посмотрела ему вслед: несмотря на его грузность, походка у него была легкая. «Порхающий бегемот», — подумалось мне. Конечно, это был только предварительный разговор, не заказ, но на сердце все же потеплело, я поняла, что мне не придется просить денег ни у сестры, ни у дочери. Уйти с презентации удалось только в начале девятого, оставив веселье в самом разгаре.