Любви все возрасты покорны
Шрифт:
— Тебе что, жаловались на меня? — спросил Стас.
— Ха-ха-ха. Кто мне на тебя пожалуется? Мне! Все знают, что мы, считай, что братья и всю жизнь вместе.
— Да я сам знаю, что меня не любят, — со вздохом сказал Оболенский.
— При чем здесь любят, не любят, — возразил Шура. — Ты не красна девица, чтобы тебя любить. Тебя все уважают, как руководителя, дорожат своим рабочим местом, но тебя же боятся!
— Боятся, зато работают хорошо, — улыбнулся Стас. — Кстати, ты же говорил, что я изменился в
— Изменился, и все это заметили. Но, как видишь, работать хуже не стали. Теперь я боюсь! — неожиданно произнес он с грустной ухмылкой.
— Меня, что ли? — удивленно воскликнул Стас. — Господи! Для меня сегодня второй раз Америку открывают самые близкие люди.
— А кто еще?
— Да Анюта, утром. Потом расскажу. Так, чего же вы-то боитесь, Александр Иванович? — саркастически поинтересовался Оболенский.
— Я вот иногда думаю, ну не приведи Господь, что-нибудь не заладится у вас с Анькой. Всякое в жизни бывает. И тогда…
— Да типун тебе на язык, балда! — Стас аж поперхнулся, — накаркаешь!
— Я не каркаю, а говорю, что все в жизни бывает.
— И что тогда?
— Был жестким руководителем, станешь жестоким. Так гайки закрутишь!
— Все заткнись, — зло произнес Стас. — Мне надоело тебя слушать. Моя личная жизнь никогда не отражалась на работе. Прямо тирана из меня какого-то сделал. Хорошо у меня в личной жизни или даже очень хорошо, потакать я все равно никогда никому не стану. А будет очень плохо, на производстве это не отразится. Все! Я сказал! — закончил Оболенский.
— Ну, извини. Меня, что-то в самом деле, занесло, — Шурик улыбнулся своей очаровательной улыбкой. — Стаська, ну не кипятись!
— Да отвянь ты, предсказатель, — огрызнулся тот. — Сидит тут лепит: "Вдруг, не заладится". Нострадамус хренов!
— Стась, а Стась, — продолжал улыбаться Шура, — пойдем, покурим.
— С чего это, вдруг? — удивленно подняв брови, спросил Оболенский.
— Ты остынешь, расскажешь мне, какую Америку тебе сегодня Анютка открыла. А, Стась!
— Ничего я тебе не расскажу, не заслужил, — улыбнулся Стас.
— Расскажи, я же вижу, у тебя глазки потеплели, улыбаешься. Значит, что-то приятное вспомнил.
— Да уж, — продолжая загадочно улыбаться, сказал Оболенский. — Моя хитрющая баба, снасильничала сегодня надо мной. Обманным путем в постель затащила.
— Это, как это? — удивился Шурик.
Стас в подробностях поведал другу, как жена утром решила убрать у него окаянный бугорок на гульфике, и что из этого получилось. Шурка хохотал до слез!
— Ну, Анька, ну, молодец! — не мог успокоиться от смеха Шура. — Оболенский, только ты об этом никому больше не рассказывай. Тебя ж засмеют!
— Тебе смешно, а я сначала действительно ничего не понял. Плетет мне про этот бугорок, да еще претензии предъявляет, что я баб хочу завлечь.
— Слушай
— Хорошо поправила, мне понравилось, — тоже рассмеялся Стас. — Да не в этом дело. Я, когда сообразил, чего она хочет, поздно было. Сам захотел не меньше ее.
— Долго же ты соображаешь, братан. Ой, долго!
— Ничего не долго, она меня всегда с пол оборота заводит, — улыбнулся Стас.
— Ладно, ты обедать идешь? — спросил Шура.
— Нет, сейчас Марину попрошу кофейку принести и все-таки еще раз внимательно вчитаюсь в проект договора, чтобы мне никто не мешал.
— Читай, а я домой. Может и моя Люся, какой-нибудь бугорок расправит. А то аж завидно стало, — насмешливо сказал Шурик.
— Давай, давай. Только с обеда не опаздывай, — махнул ему рукой Стас.
— Чья бы корова мычала, — усмехнулся тот и вышел из кабинета.
В это время Анна сидела у Люси. Ей Анюта тоже рассказала о том, что произошло у них со Стасом рано утром.
— Ну, ты даешь, Анька. Чего мужика-то подводишь, так невмоготу захотелось, что ли?
— Да нет, Люся. Дело не в этом. Мне просто хотелось вот в чем убедиться. Могу ли я заставить Оболенского забыть о делах? Могу ли я его еще соблазнить, как женщина? Или он за год мною уже пресытился? Я даже городской телефон незаметно отключила, чтобы мне никто не помешал.
— Ну и что? Убедилась?
— Люсь! Знаешь, какой я кайф словила? Не в смысле секса, в этом плане мне всегда с ним хорошо. Кайф в том смысле, что значит я все еще для него желанна.
— А ты сомневалась? Но я, честно говоря, удивлена. Стас настолько пунктуален сам и очень требователен в этом плане к другим, что произошедшее меня действительно поразило. Ты че, девка, с мужиком сделала, а? Я ведь его, как облупленного знаю. И могу сказать, что за последний год он сильно изменился.
Как-то потеплел, повеселел, помолодел душой. Одно то, что он на съемку согласился, уже о многом говорит. Вот, что любовь с людьми делает! — удивленно покачала она головой.
— Да он, надо сказать, еще и очень откровенен. Я сама удивляюсь, — заметила Аня. — А сегодня Стас мне сказал, что съемка его изнурила.
— Так он же не просто рассказывает, он все заново переживает. Не удивительно, что она его изнурила. Ну, ничего, Стаська у нас мужик сильный, переживет. Тем более он теперь не один, у него любимая Кнопочка есть, — с улыбкой произнесла Люся.
— А я знаешь, Люся, чему удивляюсь. Ты говоришь, что у него много женщин было. Когда хоть успевал? У него ребенок на руках, работа с командировками, учеба. Где время на баб-то найти?