Люда
Шрифт:
Леша, ни Сергеев даже не улыбнулись.
– Хорош ржать! – Трушин плюнул на сигарету. – Айда работать.
Поле уходило некруто вверх и далеко впереди переваливало через широкий пологий холм, поэтому казалось, что оно тянется до горизонта. Люда оценила доставшуюся ей гряду – не гуще соседних, слава Богу… Она повязала голову косынкой, надела эти дурацкие хабешные перчатки и взяла в руки тяпку. Тяпка после Сергеева и впрямь стала лучше новой. Люда улыбнулась каким-то своим мыслям.
Больше она уже ни на что не отвлекалась.
В сущности, ничего нет ни приятного, ни веселого в прополке кормовой свеклы. В пыли, согнувшись пополам, ты оскребаешь тяпкой и ощипываешь
Бригада развернулась цепочкой в линию и принялась пылить тяпками.
Все усердно копошились, но продвиженье вперед могло показаться, на первый взгляд, почти незаметным. Однако если б сторонний наблюдатель
(будь он там) отвлекся или вздремнул какое-то время, а потом пригляделся снова, то заметил бы, что диспозиция на поле все-таки меняется. Уже часом спустя прямая линия превратилась в неправильный зигзаг, похожий на какой-нибудь учрежденческий график. Как и в любом деле, в прополке наметились свои передовики и отстающие. Четким клином в отрыв уходили четверо: Люда и три прикомадированные тетки из архива. Архивистки были женщины замужние, серьезные и молчаливые; казалось, они нарочно старались, чтобы отдалиться от горланящей светокопии. “Дикая дивизия” кучно двигалась вторым эшелоном, оглашая воздух непрерывным криком и варварским пронзительным хохотом.
Тяпками светокопировщицы косили лихо, но после них в грядах оставалось подозрительно мало свекольных кустиков. И трое ползли в арьергарде: подслеповатая Марья Кирилловна, Трушин и механик
Сергеев. У Марии Кирилловны постоянно падали на землю очки, и она больше протирала их, чем полола свеклу. Что же до мужчин, то смотреть на них было просто жалко: ни психика, ни тело их никак не приспособлены для такой работы; даже центр тяжести в их туловище расположен слишком высоко.
Время от времени Люда разгибалась, чтобы размять поясницу и взглянуть на пройденный путь. Приятно было передохнуть, чувствуя себя лидером, однако при виде Сергеева, ползущего далеко позади то на коленях, то на четвереньках, девушка хмурилась и прикусывала губу. Но вот, выпрямившись в очередной раз, она обнаружила, что стоит уже на вершине холма. Отсюда Люда увидела, что горизонт значительно отодвинулся, а поле кончается много ближе. Наметив для себя точку возврата, она как будто повеселела и вновь энергичнее прежнего задвигала своей замечательной тяпкой. Всего через какой-нибудь час Люда, а за ней следом и три архивистки достигли края поля. Архивистки сбегали накоротке в ближайшие кусты.
Оправившись, они не стали мешкать, а выбрали себе новые гряды и легли на возвратный курс. Люда, тоже прошлась вдоль поля; и она, высмотрев нужную гряду, принялась было снова за прополку. Но одна из архивисток помахала ей рукой:
– Эй, Людмила! Ты чужой ряд взяла.
Люда кивнула:
– Знаю.
Архивистка понимающе усмехнулась:
– Помогаешь?
– Тебе-то что! – сгрубив, Люда слегка покраснела.
Больше не поднимая головы и не отвечая ни на чьи подначки, девушка двигалась навстречу Сергееву. Метров через полтораста их тяпки стукнулись друг о дружку.
– Ну спасибо, ты настоящий товарищ! – Сергеев обессиленно плюхнулся
– Тяпка золотая, – улыбнулась Люда и отерла вспотевший лоб.
За делом она и не заметила, как летний день набрал силу. Солнце тоже трудилось все это время, трудилось без передышки и проделало немалый путь по небесной целине.
– Жарко становится… – проговорила Люда задумчиво.
Не глядя на Сергеева, она сняла свою стройотрядовскую курточку и повязала ее рукавами вокруг бедер. Под курточкой на ней был ситцевый топик с узорами.
– Припекает… – согласился Сергеев.
Люда не спеша перевязала косынку. Руки у нее были загорелые, тонкие, но не жилистые, а по-девичьи гладкие – и они, и плечи ее вправду выглядели привлекательно. Сергеев вздохнул и поднялся с земли:
– Пойдем, красавица, свои борозды искать, а то так мы и до обеда не успеем.
Обратный маршрут по свекловичному полю показался тяпальщикам кому дольше, кому короче – смотря по характеру. Некоторым, таким как
Люда, лучше было видеть перед собой конечную цель; другим, наоборот, оставшиеся метры давались мучительно трудно. Жара тоже давала себя знать. Если Люда по скромности сделала солнышку лишь небольшую уступку, оставшись в штанах и топике, то светокопия, например, заголилась сверх всякого приличия. Иные вообще отнесли всю свою одежду на стоянку и вернулись тяпать в одних трусах и лифчиках. Люда про себя недоумевала: им бы, прежде чем щеголять перед мужчинами в таком виде, стоило посмотреть на свои телеса в зеркало…
Бригада, включая самых отстающих, вся перевалила через холм в обратном направлении. Виден был уже и приближался заветный лесок.
Там, на стоянке, тружеников ждала прохладная тень, вода для утоления жажды, пища и, конечно же, большая фляга казенного спирта.
Разговоры, точнее, перекличка женщин в поле, мало-помалу приняла отвлеченно-гастрономическое направление. По речам их без труда угадывалось направление мыслей, вполне в свою очередь согласное со стремлением тел. Однако, как оказалось, не только людям пришла охота подкрепиться…
Внезапно Крюкова заорала таким голосом, что у многих тяпки выпали из рук:
– Ата-ас! Наши сумки тырят!
Остальные еще соображали, что случилось, а Галька уже, перемахивая через гряды, аршинными шагами вскачь неслась наперерез серой собаке, трусившей из леска действительно с чьей-то сумкой в зубах.
– Окружа-ай! – вопила Крюкова. В руке ее сверкала тяпка, а зад блистал атласом трусов.
Увидев Гальку, собака поджала хвост и прибавила ходу. Крюкова метнула в нее тяпку, но промахнулась. Собака перешла на галоп и в полминуты исчезла из виду вместе с украденной сумкой.
– А вы, дуры, чего рты разинули? – Галька возвращалась, тяжело дыша и заправляя в лифчик выехавшую грудь.
Погалдев и посмеявшись, женщины тем не менее вернулись к своим грядам и дотяпали поле без новых происшествий. Трушин с Сергеевым опять, конечно, застряли, и Люда снова встала на сергеевскую гряду.
Светокопировщицы смеялись, поравнявшись с ней:
– Люська, ты лучше начальнику помоги – глядишь, учтет при разливе!
Но Люда эти шутки игнорировала.
И вот наконец они выполнили свой предобеденный урок. Нелегок крестьянский труд, особенно с непривычки. Тела женщин блестели от пота; волосы под мышками – у кого были – свалялись и потемнели; груди в бюстгальтерах “плавали”. Одни только женские языки не знали усталости и даже напротив – заработали теперь еще живее. Цепочкой тяпальщицы потянулись на стоянку, обсуждая один интересный вопрос: чей же это “тормозок” сперла собака?