Людей минутная любовь

Туманова Ольга

В комнате Бирюков разливал водку.

– Почитай нам стихи, - сказал, глянув на входившую Светлану.

– Не хочу я никаких стихов, - Светлана не старалась быть гостеприимной.

– Вот, - удовлетворенно кивнул головой Бирюков.
– Сидят студентки на скамейках: "Ах, стихи". Не успеют замуж выйти - ничего, кроме денег, их не интересует.

Светлана

вышла на кухню за салфетками. Бирюков шел следом.

– Я тут книжку читал. Ремарка. "Тени в раю".
– Бирюков подошел к Светлане вплотную, стоял, жарко дышал в шею.
– Ты, наверное, знаешь, кто такой сутатер?

– Сутенер?
– доставая салфетки из шкафчика, не оборачиваясь и, словно бы, не замечая близости Бирюкова, спросила Светлана.

– Ну, да! Точно!

Светлана достала салфетки, обернулась и ответила нейтральным тоном:

– Это мужчина, который приходит к женщине и ест ее картошку.

Бирюков обиделся. Шагнул к двери, но остановился перед Светланой, заговорил возмущенно:

– Я тебя столько времени забыть не могу. Я с женой жить не могу. Она: поцелуй меня, а я не могу. Отправил ее к матери. Каждый вечер у Веры ждал.

Светлана не ответила, ей хотелось лечь, прямо здесь, на кухне, на полу и прямо сейчас, и ждать, когда все, наконец-то уйдут, и в комнате станет темно и тихо.

Они и ушли вскоре, допив водку, но Бирюков остался. Светлана с тоской прошла за ним на кухню, думая, как тактичнее и настойчивее его выставить.

Бирюков сидел на корточках перед открытым холодильником:

– Не могла всю колбасу пожарить. Пожалела. Эх, ты! Я сказал друзьям: поехали ко мне домой. А ты так встретила! Понимаешь: ко мне домой!

– А ты не заблудился часом? Уматывай!
– стоя у косяка двери, сказала Светлана, уже не думая, как выставить Бирюкова тактичнее.

Бирюков опустился на колени, обнял Светлану за ноги:

– Не прогоняй. Я тебе все отдам. Все. Ну, скажи, что ты хочешь?

– Зачем все?
– усмехнулась Светлана.
– Ты сколько сейчас получаешь? Рублей семьсот? Отдай мне одну месячную зарплату. Мне хватит на

первое время.

Бирюков поднялся с пола, сказал с обидой и презрением:

– Деньги! Ты не понимаешь, ты меня отталкиваешь этим.

– Вот и отталкивайся. Сразу и навсегда.

Скоро лето. А осенью Антон пойдет в школу...

Светлана шла мимо остановки. Вышли из автобуса три летчика, обогнали Светлану, один сказал озабоченно:

– Заведующая в этом подъезде... прямо домой... Икра...

Здесь, возле фирменного магазина "Океан", летчиков всегда много; суетливые, в своей униформе все, как на одно лицо. Молодые, те еще следят за собой, у них и брюки отутюжены и шинель по фигуре подогнана, а те, что постарше - брюки лоснятся, на коленях мешки. Не форма - балахон. Как у Базарова. Только без кистей. Все они в этой форме какие-то квадратные. Только в отличие от Базарова деньги у них есть, и всегда они в промысле по магазинам, словно самый голодный народ. А лица такие самодовольные и неинтересные.

Тот мужчина на пляже тоже отрешенный от мира бренного был, чем-то похож на этих троих, спешащих за икрой. Как он швырнул бутылки той женщине. Разве он понимает, что такое голод? Разве он знает слово такое: сострадание? Какое у него было отсутствующее лицо, порицающее. Светлана думала: он осуждает ее за легкомысленное желание познакомиться на пляже, а он, наверное, решил, что она на лычки его полетела. Сколько ж у него тех лычек было? Кем он летает? А вдруг он разбился? Что за чушь лезет в голову. Живет, здравствует и процветает. Какой у него взгляд был, утомленный, все познавший...

Я тот, чей взор надежду губит;

Я тот, кого никто не любит...

Жить для себя, скучать собой...

Иль ты не знаешь, что такое

Людей минутная любовь?

Волненье крови молодое,

Но дни бегут и стынет кровь!

...Прошли мимо девочки из десятого "В", посмотрели на Светлану, посмотрели вслед ее взгляду в спину уходящим летчикам, засмеялись, зашептались и тоже ушли.