Людей минутная любовь
Шрифт:
– Вам. Мы же не москвичи.
Едва вошли в квартиру, Григорий разлил водку по стопкам.
– Ну, погнали гражданских. Колбаска позеленела, поджарили, сколько мы ее переели, - плюхнулся на диван, довольный, потирает руки, берет в руки стопку.
– А, курочки порхающие. Символ Аэрофлота.
Повернулся к Светлане:
– Почему никогда не видел? Верка, она в каком отделе?
– Да, она не у нас, - наклоняясь к приемнику, ответила Вера.
– Она в школе, учительница.
– Ну, все, - с деланным испугом сказал Григорий, широко разводя руки в стороны.
– Раз учительница, сейчас учить начнет. Ударение не там.
–
– И, небось, литературы? Да...- он шутливо отодвинулся.
– Ну, все. Боюсь литераторов. Обязательно что-нибудь напишут.
– Он взял в руки стопку и откинулся на спинку дивана. Одна просила: подвезите. Отец у нее умирал, а билет не дают, нет, и все. Рыдала на весь порт. Жалко стало. Взял. Она письмо в "Тоз" . "Не знаю их имен, не могу найти, вот запомнила номер самолета." Приходит бумага из "Тоза". И командиру отряда: "Подготовить документы к отстранению". И на двадцать дней от полетов отстранили. Потом, правда, даже что-то вроде благодарности объявили. Григорий на миг замолчал, потянулся к столу, подцепил вилкой кусок огурца.
Лишь Светлана слушает Григория. У Веры серьезный разговор с Василием - о неполадках в аэропорту и о том, что нигде нет справедливости: одни командуют и получают, другие вкалывают и довольствуются крохами.
– Только вышел на линию, просит меня одна: надо почту сбросить, рассказывал Григорий, посмеиваясь, как длинный анекдот. Теперь он сидел прямо и держал рюмку в согнутой руке, словно произносил тост.
– Туман, а что-то срочное. Ну, нашел я это стадо, сбросил. Она о моей чуткости на телевидение. И меня на двадцать дней отстранили от полетов. Нарушение. При погоде минимум. И не свой курс. Как это - взял и отправился на поиски? Я этих литераторов боюсь. Все жду, что еще напишут.
– А вы меня во Владивосток свозите?
– спросила Светлана.
– Запросто. Первым же рейсом. Только не сообщайте на кинохронику. Ну, еще по одной. Нас порют, мы мужаем, - и опрокинул водку в рот.
Светлана водку не любила, но ей нравилось сидеть в комнате у Веры, где тихо бормотал приемник, уютно теплилось бра и на столе не лежали стопки тетрадей, а стояли рюмки и тарелки, и за столом велся необычный, даже странный разговор, потому что если Светлана и заходила изредка к кому-нибудь из своих приятельниц - о чем бы они ни начинали говорить: мужчинах, деньгах, политике все равно все их разговоры как-то сами собой переходили в один долгий разговор о детях и школе.
Алкоголь располагал к откровению. Казалось, рядом самые чуткие, самые понимающие тебя люди. И хочется открыть им что-то заветное. Светлана начала читать стихи.
– Ну, вот, - осадил ее порыв Григорий.
– Хвастаешься. В компании надо говорить о том, что всем интересно.
– Ну, давай о самолетах, - буркнула Светлана, стараясь скрыть обиду. Правда, я в них ничего не смыслю.
– А я сам в них ничего не смыслю, - ответил Григорий, и за столом все засмеялись.
– Ну их.
– Ленька домой идет, - говорит Вася, - смотрит, на балконе штаны висят. Влетает, зеленый. "Ты там ничего?" "Ничего. А что?" "Да нет, ничего". Бросается, вынимает из пистончика стираные полсотни. Здесь!
– Теперь эту заначку все жены знают, - говорит Григорий.
– Теперь в погоны. Сотня в один, сотня в другой.
– Левка как-то
– Каригин заначку принес. Сотню. По двадцать пять. Разложил в книжке через страничку. Прилетает. К книжке. А книжки нет. К дочке: "Книжку не видела?" "Папа, я ее вчера в библиотеку сдала". "А ты там ничего?" "Ничего, папа". "А библиотекарь? Ничего не сказала?" "Ничего, папа, она скромная, ничего не говорит".
И оба смеются, довольные.
– Все прячете, - подытожила Вера.
– А сколько ни получи - мало, - зло откликается Василий.
– И только и слышишь: устал? Отчего ты устал? Автопилот самолет ведет, а вы в карты всю дорогу играете. Вся работа: руль на себя да руль от себя. Ну, что у вас даже радиола не работает?
– Да диск не крутится, - поморщилась Вера, не отрываясь от тарелки. Она проголодалась, да и водка повышает аппетит.
– Гришка, а что у тебя с радиолой?
– Иголки нет, - вздохнул Григорий.
– Вставь мою, - Вера хлебом подцепила на вилку остатки картошки.
– Да у меня другая, - и Григорий вновь вздохнул.
– Брось жмотиться, - сказала Вера, собирая со стола грязную посуду.
– Да, точно. Могу принести, - протягивая Вере свою тарелку ответил Григорий.
Со стопкой тарелок Вера пошла из комнаты. В дверях обернулась:
– Принеси.
– Ну, только я один идти не хочу, - Григорий, как капризный ребенок, надул полные губы.
– Тут идти-то, - возвращаясь в комнату, настаивала Вера.
– Все равно. Вера, Светлана? На спичках, - и Григорий потянулся за коробком.
Выпало Светлане.
Светлану переполняет ощущение безмятежной траты времени - чувство незнакомое, и ей интересно.
Зайдя в квартиру, Светлана, не снимая пальто, села в кресло.
– Давай, смотри радиолу.
Григорий прошел в комнату:
– Пальто сними.
– Не буду, - в комнате Веры предложение Григория сходить с ним за радиолой Светлана поняла так, как было сказано: грустно одному идти в ночь от шумной компании, но, войдя в чужую квартиру, почувствовала нелепость своего поступка.
– Не будешь?
– удивился Григорий.
– Смотри радиолу, - с ноткой раздражения сказала Светлана, но Григорий, казалось, не заметил ее тона. Спросил, как светский хозяин: "Хочешь кофе? Сигарету?" - и обнял Светлану. Светлана отстранила его руку, сказала, как ей казалось, едко:
– Смотри радиолу.
Григорий подошел к тумбочке, склонился над радиолой:
– Барабанная головка, - он снял головку, протянул ее Светлане.
– У Верки не такая?
– Не такая. Что ты купил какую-то ненормальную радиолу?
– не меняя тона, спросила Светлана.
– Друзья пришли, музыки нет, пошел и купил. Разве так бы я ее купил, виновато ответил Григорий.
Другой мир, - думает Светлана.
– Пришли друзья - купил радиолу. А тут - от зарплаты до зарплаты. Новое зимнее пальто, костюм - ни то что ей, но даже Антону - проблема. А друзья, как правило, приходят, когда в доме нет даже картошки. Тут - другая планета. Пора возвращаться на Землю.
– Пошли, - говорит Светлана.
– Ну, пошли.
В прихожей Григорий обнимает Светлану, сильно, властно, и целует в губы. Светлана вырывается: