Люди долга и отваги. Книга вторая
Шрифт:
— Сомневаюсь я, товарищ полковник, в виновности Банаги. Уже тот факт, что руководство управления именно ему поручало столь ответственное дело, характеризует шофера с самой положительной стороны. Да и вообще, если рассуждать чисто по-человечески, — совсем еще молодой парень, полон надежд и планов на будущее, вот и на родину к невесте собирался вскоре поехать… И вдруг, именно вдруг, решается на такое дело. Нет, нет, здесь явно концы с концами не сходятся…
— Ну, сомнения сомнениями, а какова же ваша версия и ваши конкретные предложения?
— Полагаю, что преступление мог совершить кто-либо из
— Значит?..
— Значит, надо проверить по возможности всех и каждого, кто так или иначе был связан с Банагой. Таким путем мы будем иметь больше возможностей выйти на след не только преступников, но и самого Банаги… Живого или мертвого…
— Мыслим примерно одинаково, товарищ майор.
— Прошу поручить разработку этой версии мне.
— Добро, принимаем этот вариант за основной. Людей вам в помощь выделю сегодня же. Однако одновременно Кушленко будет заниматься отработкой еще одной версии. Понимаете, есть кое-какие основания предположить, что машину с деньгами могли встретить лица, недавно бежавшие из места заключения.
Проверка каждой версии требовала времени, и вместе с тем все три версии необходимо было отработать «по горячим следам».
Лагутин, как уже делал не раз, начертил на бумаге что-то вроде плана, прикинул, что нужно сделать в первую очередь, чтобы полностью опросить людей, знакомых с шофером Банагой. Время поджимало, а результатов пока не было.
Опросили десятки людей, всех, у кого, как говорится, было хотя бы шапочное знакомство с Банагой и Николаевой. Проверили алиби всех водителей, возивших раньше кассира в банк. Опросили диспетчера автокомбината, откуда машина выехала в последний рейс. И… нашли во всем этом ворохе информацию. Диспетчер сказала, что Банага обещал в тот день пойти с ней после работы на танцы, что он уже привел в порядок выходной костюм. И это еще больше укрепило Лагутина в мысли о том, что и Банага погиб, что теперь надо искать его труп, а путь к этому — лишь через удачные поиски преступника.
Своими предположениями он поделился с Харитоновым. Тот его внимательно выслушал, нетерпеливо постукивая карандашом.
— Все?
— Пока да.
Харитонов вышел из-за стола, сел рядом с Лагутиным.
— А ты уверен, что Банага погиб, а не скрывается?
— Полной уверенности, конечно, нет, но интуиция подсказывает мне, что, скорее всего, мы найдем труп Банаги. А пока его ищем, настоящие преступники «лягут на дно» и замрут…
— Что же ты предлагаешь? — спросил полковник.
— Поскольку преступление было совершено среди белого дня, тщательно проверить на автокомбинате и автобазе всех, кто не вышел в этот день на работу или работал неполный рабочий день.
— Сколько же времени на это потребуется?
Лагутин решил не отступать.
— Товарищ полковник, другого выхода не вижу, подключим к проверке обе группы и по-быстрому провернем это дело.
— Кажется, уговорил, — впервые улыбнулся Харитонов и протянул руку. — Желаю удачи, сыщик.
— Спасибо! — тихо засмеялся Лагутин.
Среди тех, кто не вышел на работу 20 мая, числился некто Быков: он представил администрации больничный лист об остром респираторном заболевании. Подлинность
— В дни болезни Быков, случайно, не заходил на работу?
— Да нет, в гараже его не было. А вот на улице я его как-то видел. Смотрю — идет бледный такой, осунувшийся. Ну, думаю, понятно: болеет ведь человек. Только вот при чем здесь ОРЗ, ежели у него чуть ли не во всю щеку под глазом здоровенная царапина, да свежая такая? Я еще тогда подумал: вот тебе и ОРЗ — «очень резко завязал», значит… Трезвый-то, трезвый, а все-таки, наверное, с кем-нибудь подрался…
Этот разговор насторожил Лагутина. Вроде бы ничего существенного — ну мало ли по какой причине могла появиться на лице Быкова эта злополучная царапина? Но, с другой стороны, какой-то внутренний голос нашептывал майору: «Тут что-то неладно. Проверь этого человека более тщательно!»
Интуиция не подвела. Выяснилось, что Быков ранее был дважды судим. И, что еще больше насторожило Лагутина, не только за хулиганство, но и за воровство. Правда, сейчас он на производстве характеризовался с положительной стороны, жил с женщиной, имевшей шестилетнего ребенка, по словам самого же Быкова, «обзавелся чужой семьей». Сожительница его, Настя Федотова, рассказала, что к Быкову приезжал в гости его земляк Саша, что днем 20 мая она работала. Вечером, придя с работы, обратила внимание на то, что Быков и его гость переоделись в новые костюмы, а на лице Быкова заметила царапину. Настя также показала, что Быков отправил на родину посылку своей бабушке. В ее присутствии он положил в ящик набор постельного белья, затем вышел на улицу и там что-то еще вложил в посылку.
Сам Быков при разговоре у следователя, куда его вызвали для дачи показаний, заявил:
— Не земляк он мне вовсе, а кореш по камере. Вместе под Красноярском срок тянули.
На следующий день майор милиции Сергей Лагутин вылетел в Красноярский край и установил, что названный Быковым Саша не мог быть в Тюмени, поскольку уже три года как вновь осужден за новое преступление.
Значит, надо было искать загадочного земляка все-таки в «солнечном краю», как говаривал полковник Харитонов. И на этот раз в станице Каневской Краснодарского края Лагутину удалось найти тюменского гостя Быкова. Им оказался некий Валентин Яценко, год назад отбывший десятилетний срок наказания за совершенное им хищение. Выяснил майор и то, что Яценко последнее время сорит деньгами. Его часто видят в ресторане с дружками, хотя вот уже год как он нигде не работает.
Теперь многое выстраивалось в логическую линию. Казалось бы одиночные, не связанные между собой факты, но, сложенные вместе, давали интересную картину: Быков — Яценко. Майор Лагутин попросил каневских коллег задержать Яценко.
— Откуда берете деньги на разгулы в ресторане? — был вопрос Лагутина подозреваемому Яценко. — Ведь вы не работаете, получки нет.
— Гражданин начальник, не единой зарплатой жив человек, — разглагольствовал Яценко. — Есть у него и другие источники пополнения кармана. Допустим, наследство. Каким-то ротозеем оброненный туго набитый кошелек, прошлые сбережения.