Люди и нелюди

Романова Галина Львовна

Но на Планете Мола Северного людей нет. Есть те, кто на снимках выглядит, как прямоходящая обезьяна. Но кто они на самом деле?

Ната посмотрела на сидящего напротив мужчину. Поджала губы.

— Мы с этим разберемся, — сказала она.

— Не сомневаюсь, — кивнул он.

— В нашей группе собрались лучшие специалисты, — добавила она. — Зоологи, палеонтологи… антропологи.

— Не сомневаюсь, — повторил он.

— Это наша работа — изучать миры.

— А наша работа — обеспечить вашу безопасность, — он кивнул.

— Вы… получили ответ на свой вопрос? — ее начал раздражать этот мужчина. Все-таки детство с тремя братьями давало о себе знать.

— В общих чертах. По крайней мере, цель ясна.

Он посмотрел на последний снимок так, словно в центре его была нарисована мишень для стендовой стрельбы. Ната

перехватила этот взгляд и обо всем догадалась.

— Только учтите, мы летим туда не на сафари. Вы обеспечиваете нашу охрану…и только охрану. В конце концов, Планета Мола Северного официально принадлежит карликанам. И только им решать, как поступить с… результатами наших исследований.

На сей раз мужчина промолчал.

Выпроводив гостя, Ната не стала закрывать ноутбук. Вместо этого открыла еще несколько окон и принялась набрасывать план работы.

Кусты шевельнулись. Их колючие веточки с шуршанием потерлись друг о друга, но не растрепались — крохотные иголочки цепко держались друг за друга. Но одновременно они же выдавали спрятавшегося за кустом зверя. Ветер колышет кустарник иначе.

И запах. Кусты синеягодника пахнут не так. Аромат от них исходит только в двух случаях — когда распускаются цветы, и когда созревают ягоды. Созревшие, они лопаются, сок стекает по треснувшей кожице до земли, падает сочными тягучими каплями на землю. И вместе с соком падают на пыльную почву семена. Мелкие существа — ползуны, многоножки, кусаки и прочие — пробегая мимо, цепляют их на лапы и хвосты и разносят во все стороны. Иногда, правда, семена находят прыгуны и прочие растительноядные зверьки. Они пробуют их на вкус, но выплевывают — семена сильно горчат. А если съесть их слишком много, заболит живот. Съедобна только лишившаяся семян мякоть. Она немного кислая, но и притягательна на вкус. Приятная такая кислинка. Уалла любит такие ягоды. И синеягодник скоро поспеет. Надо будет привести ее к этому кусту. Или наломать колючих веток, тех, на которых побольше ягод, и отнести ей.

Буш помотал головой. О чем он только думает! Он на охоте. Он чует зверя, притаившегося в кустах. Ветер дует в сторону, относя запахи прочь, но зверь лучше умеет нюхать. Он наверняка тоже заметил Буша и затаился. Его выдало неосторожное движение, на которое среагировали веточки колючего кустарничка.

Зверь ждет. И Буш ждет. У него с собой палка с заостренным концом. Такая же палка есть только у Хыха. Вожак бережет ее, никогда с нею не расстается и каждый раз после того, как уколет этой палкой зверя, внимательно осматривает острый конец — не сломался ли, не треснул. Вожак Хых умеет так кинуть палку, что она всегда втыкается в бой или шею зверя. Он сильный и меткий, потому и стал вожаком. Ему многие пытаются подражать — тот же Мрачный или Мяк-Мяк. А силач Чух даже ходит с двумя палками, в двух руках. Но их палки не летят так далеко и не бьют так сильно и метко, как палка вожака.

Такая палка есть у Буша. Ему пришлось обзавестись ею потому, что с некоторых пор он больше не может охотиться вместе со всеми.

Охота стаи проста — все, кроме самых старых и самых маленьких, кто уже не может или еще не научился хорошо и быстро бегать, уходят искать добычу. Когда найдут подходящих зверей, стая разделяется — самки, подросшие детеныши и некоторые самцы, кто послабее, захотят спереди и начинают шуметь, топать, швырять камни и всячески пугать зверей, заставляя их бежать туда, где прячутся охотники. Те в нужный момент выскакивают из засады и бьют пробегающих мимо зверей палками. При этом всегда одного убивает вожак. В одиночку. Метнув как следует свою заостренную палку. Остальные тоже не отстают, но бывает так, что окруженный другими охотниками зверь прорывает кольцо и убегает. И тогда единственной добычей становится жертва вожака.

Буш больше не может быстро бегать вместе с загонщиками. А все потому, что долго болел, укушенный в ногу и плечо, когда стая столкнулась с двуногами.

Буш тогда прихромал в стойбище и свалился в гнездо, истекая кровью. Он добрался до места сам, и поэтому его легко приняли обратно. Тех, кто, раненый двуногами, не мог идти сам, тоже принесли с собой, но они были ранены так страшно, что вскоре умерли.

Буш был единственным раненым, кто выжил. И благодарить за это надо Уаллу.

Из-за ран, нанесенных двуногами, племя потеряло пятерых охотников. Пока

они еще жили, они лежали в гнезде, постанывая и ворча, когда по ним проползали дети. У двоих загноились раны, их оттащили в сторонку, чтобы не так воняло. Старые самки пробовали вылизывать раны и очищать их листьями. Это помогало, но слабо — раны были слишком велики. На пятый день они умерли, крича перед смертью. Они так и не узнали, что вожак Хых вместе с уцелевшими охотниками ходили к логову двуногов и совершили еще одно нападение. На сей раз обошлось без особенных жертв — несколько небольших ран не в счет.

Причиной нападения был голод. Раненые не могли охотиться, а есть хотели, как и все остальные. Вожаку и другим удалось добыть только одного двунога — других убитых защитили соплеменники, забившись в свои убежища-панцири. Все же мясо помогло племени немного протянуть — сезон созревания плодов только-только начинался, племени грозил голод.

Когда мясо кончилось, вожак Хых отправился было в новый набег, раз двуноги оказались такой легкой добычей, но накануне внезапно небо заблестело и разразилось таким страшным ревом и грохотом, что племя, побросав все, кинулось бежать и прятаться. Яркая вспышка, озарившая полнеба, напугала всех, от мала до велика. Свет нес зло. От него болели глаза и зубы, ломило кости, и нарывала и чесалась кожа. Напуганные, они долго сидели, забившись в гнездо, прижавшись друг к другу и запрятав подальше детей и беременных самок. От страха никто не мог пошевелиться и тем более высунуть нос наружу.

Только несколько почти день спустя вожак Хых рискнул выбраться наружу. Он сделал несколько осторожных шагов, озираясь по сторонам — и с воплем метнулся обратно. Земля дрогнула снова, яркая вспышка озарила горизонт, и рев неведомого чудовища снова прокатился по миру. Вожак, дрожа от страха, забился к самкам, но ни одна не подумала выгнать его наружу — все были слишком напуганы.

На сей раз страх держал их в гнезде намного дольше — свет дважды успел смениться тьмой и Злой Глаз в третий раз начало клониться книзу прежде, чем некоторые самки стали проявлять нетерпение. В скученности гнезда всем было тесно и неудобно — многие ходили под себя, обделавшись со страху и не смея отползти хотя бы на расстояние вытянутой руки. Детеныши копошились в этой грязи, пачкались в отходах и после этого маялись животами. Трое малышей заболели, еще два, груднички, непрерывно плакали и скулили от голода — у их матерей от страха пропало молоко. Осталась лишь ода кормящая самка, одноглазая Фи. У нее детеныш умер, задавленный в суматохе еще в первый день, и потерявшие молоко матери стали одного за другим подпихивать ей своих младенцев. Фи, которая не могла расстаться с трупиком малыша, сперва отталкивала их и ругалась, но когда груди начали болеть от избытка молока, а плач голодных детенышей стал нестерпим, смирилась. Но от голода и у нее стало мало молока, так что матери едва ли не дрались с нею.

Голод, страх и болезни заставили стадо сменить место обитания. Они ждали еще одну тьму и один свет, и когда на четвертый раз Злой Газ стал садиться тихо, без рева и криков, вожак Хых выбрался наружу и поманил остальных.

Они выбирались из гнезда осторожно, крадучись, готовые в любой момент спрятаться обратно. Раздайся какой-нибудь громкий звук, и все опять ринулись бы в пропахшую мочой и навозом тьму гнезда. Но все было тихо. Прочие животные тоже были напуганы и поспешили убраться отсюда подальше. Лишь несколько крыланов негромко пискнули, проносясь над стадом.

Последними выбрались одноглазая Фи, все еще прижимавшая к себе трупик детеныша и несколько раненых. Вернее, только двое — Буш, которого волокла на себе Уалла, и еще один самец, Мыга. У него был искалечен двуногами бок, и рана гноилась. Он еле шел, скособочившись и держась за рану обеими руками. От него старались держаться подальше — резкий запах гнили и смерти отпугивал всех.

Точно также отлучения чуть было не заслужили Фи и Буш. Но за Буша горой стояла Уалла, живая и здоровая. Она обхватила его поперек туловища, прижавшись всем телом, и оскалила зубы, рыча и ворча, показывая, что готова сражаться за него со всем миром. У Буша распухло и кровоточило плечо. Он еле мог пошевелить левой рукой, правда, рана на правом бедре не гноилась и заживала хорошо. Тут мог остаться всего лишь шрам, и Буша оставили в покое. А вот Фи не хотели брать с собой — из-за трупика. В конце концов, она бросила его в опустевшем гнезде, закидав ветками.