Люди и нелюди
Шрифт:
— Ар! Ар! — и тут же ринулся бежать, не оборачиваясь и не зная, следуют ли за ним остальные. Он не чувствовал боли в ноге, не ощущал усталости, не обращал внимания на бешеный стук сердца. Он звал своих за собой.
И охотники поспешили.
Правда, не все. Некоторых остановил рев вожака:
— Ы-р-р! Хо!
И лишь несколько подростков и косматый Чух бросились следом.
Они успели вовремя. Несколько зубоскалов уже крутились возле туши полосатика. Кто-то из них, самый смелый, прыгнул вперед и вонзил зубы в мягкое брюхо, торопясь разорвать шкуру и насытиться. Но остальные, завидев
Буш завопил, размахивая копьем и отгоняя зубоскала. Тот успел отскочить в самый последний момент, унося в пасти кусок мяса. Его не преследовали — охотники с криками удивления и восторга окружили тушу, колотили по ней палками и ладонями, дружески толкали и трепали Буша, указывая ему на порванное брюхо. Они намекали, чтобы Буш, по обычаю, оделил их мясом. Но тот решительно отверг это — мясо должно достаться всем. Вожак Хых должен увидеть, что он, Буш, достаточно силен и ловок, чтобы добыть такого зверя. И он снова может считаться полноправным охотником.
— Ак! Ак! Бу! — он первым ухватился за хвост полосатика, пытаясь сдвинуть тушу с места.
Наконец, его поняли. Подростки впряглись в убитого зверя и, напрягая мускулы, кое-как поволокли тушу к стойбищу.
Дорога была долгой. Туша оказалась слишком тяжела, и им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Кончилось тем, что одного подростка, самого слабого, отправили вперед, позвать остальных. Буш упирался и тащил вместе со всеми, но часто останавливался — свою часть работы он выполнил, теперь черед других.
Во время одной из таких остановок он прислушался к странным звукам, доносившимся из куста. К тому времени Злой Глаз скрылся за краем земли почти целиком, и лишь на том месте, где он только что был, еще полыхали отблески заката. Небо расцветилось маленькими глазками, которых было много, и которые светили не в пример добрее. Странные звуки напоминали плач младенца. Ребенок? Тут? Откуда? Неужели одна из самок их стада пошла гулять и разрешилась от бремени за кустами? Нет, кажется, среди их самок нет таких, кому пришла пора рожать. Тогда кто это? Неужели чужак?
Припав к земле, Буш пополз на голос и оказался возле неглубокой ямки в земле. Резкий запах подсказал ему ответ — это было логово той самой убитой им самки зубоскала. Ее туша все еще лежала на дне, возле нее притулились два малыша. Один — мертвый, с разбитой головой, а второй был еще жив. И этот второй скулил и плакал, тщетно пытаясь расшевелить мертвую мать.
Шкура взрослого зубоскала с торчащими между чешуек шерстинками вполне годится для подстилки в гнездо. Подумав об этом, Буш за хвост вытащил мертвую самку…
И живого детеныша.
Он сам не знал, что заставило его так поступить. То ли плач малыша напомнил ему что-то — а именно Уаллу, внутри которой тоже растет малыш, то ли просто не хотел, чтобы тот и дальше орал, нарушая тишину ночи, то ли подумал о том, что, когда этот малыш станет взрослым и обзаведется шерстью, его шкуру можно будет использовать в дело.
Остальные без восторга отнеслись к появлению крошечного зубоскала, но Буш сердитым ворчанием отстоял свое право распоряжаться детенышем. Тем более что вскоре появилась приведенная подмога, и стало не
Посадку совершили на закате. Ната всегда плохо переносила именно эти моменты — взлет еще туда-сюда, но вот посадка… Всякий раз, как челнок входил в плотные слои атмосферы, она испытывала приступ тошноты и терпение стюардесс. Даже киборги начинали как-то натянуто улыбаться и говорить нарочито механическими голосами, когда «та самая пассажирка» в шестой раз за сорок минут требовала индивидуальный гигиенический пакет.
Эта посадка — отнюдь не на челноке круизного лайнера экстра-класса — была столь же жесткой, если не больше. Памятуя о своей «индивидуальной особенности», Ната накануне отказалась от обеда, да и позавтракала кое-как, заслужив порцию замечаний — мол, неужели, так не терпится приступить к работе. Когда ее окончательно достали эти бестактные замечания, она огрызнулась — да, в отличие от вас! — и ушла к себе. Там выпила двойную дозу успокоительного, залакировав сверху парочкой препаратов от укачивания, и разлеглась на койке, на всякий случай приготовив еще парочку капсул с таблетками. Это и были ее обед и ленч. Полдник по случаю приземления отменялся, а вот ужинать они должны были уже там, «на грунте».
Она уже уютно устроилась в койке, пристегнувшись и проверив, находятся ли в зоне досягаемости гигиенические пакеты — всего десять штук, на пустой желудок этого должно было хватить, — и таблетки и приготовилась занять это время письмом и чтением, как ее срочно вызвали по внутренней связи. Ната со вздохом свернула последнее письмо Линель, пришедшее с утренней радиопочтой и отстоящее от корабельного времени почти на трое суток, и поднялась. Успокоительное пока еще не всосалось в кровь и добраться до рубки удалось относительно быстро.
Там, кроме капитана и его первого помощника — оба пилота и навигатор тоже присутствовали на рабочих местах, но их отделяла полупрозрачная ширма — ее там встретил Лерой Му, Георг Ортс и Петер Ли с Нонной Понго.
— Ждем только вас. Где вы ходите? — поинтересовалась имирес Понго.
— Прискорбно и печально отмечать, что в данном случае уже с первых минут нашей несомненно важной для человечества вообще и моей родной планеты в частности научно-исследовательской экспедиции имеет место подобное вопиющее нарушение трудовой дисциплины, — прострекотал карликанин, качая головой. — Всем нам, здесь добровольно присутствующим, должно быть, наверняка давно известно, что мы отправились в эту крайне важную и несомненно нужную экспедицию, вполне осознавая свою ответственность перед всем человечеством вообще и моей родной планетой в частности. И если вдруг…
Все терпеливо «и крайне вежливо» кивали головами, переваривая цветистую и многословную речь карликанина. Несомненно, это и являлось причиной того, что карликане — крайне неторопливая и неконфликтная раса. Пока они со своей многоречивостью до чего-нибудь договорятся, конфликт будет исчерпан сам собой. При этом насколько знала Ната, собственный язык карликан, на котором они разговаривали между собой, был намного проще — что-то вроде японских иероглифов. Всего один значок, а выражает порой так много…