Люди и подвиги (Рассказы)
Шрифт:
Комбат меня окликнул.
Мы зашлл в его канцелярию.
— Садись, закуривай!
Я закурил. Молчу. Да и что говорить? Мне бы пообещать, что добьюсь лучшего результата. Но я не мог скрыть неуверенности, что это будет именно так, и молчал.
— Понимаю, Михаил. — с неожиданной мягкостью в голосе заговорил Ярцев, — догадываюсь, о чем сейчас думаешь. Ну, это, может, и так, но сейчас у нас одна цель.
На стене висела карта мира: на ней были резко обозначены военные базы империализма, окружившие нашу страну.
Ярцев
— Ты ведь в училище из тяжелых минометов стрелял, а здесь…
Глаза Ярцева лукаво сверкнули.
— Иди выспись! Всякую хандру как рук" й снимет!
"Что с комбатом?" — недоумевал я. Мне ведь казалось, что он «сухарь», а он вот какой!
Сегодня день моего рождения. Завтра рабочий день, вставать рано, значит, отпраздновать не придется.
С такими мыслями пришел домой, где меня приятно поразил накрытый белой скатертью стол, за которым сидел командир второго взвода Роман Барышев.
— По случаю дня рождения разрешите преподнести сей подарок! торжественно-шутливо произнес он, вручая мне толстенный том сочинений Боборыкина. — Сожалею, не успел прочесть. Это мне тоже подарено. Дед подарил. Книга ценная! Так она у меня и лежала, и вот, рад вручить!
— Спасибо за откровенность!
— Рад стараться! Ну что, перейдем к делу!
И Роман раскупорил бутылку вина.
— Любовь Герасимовна, выпейте с нами рюмочку! — пригласил я свою хозяйку.
— Да что вы, сынки!
— Маленькую!
— За твое здоровье!
— Пока тут посидите, поговорите, а я пойду к себе-ласково сказала Любовь Герасимовна. — Накурили! Форточку откройте Много не пейте, а то еще передеретесь и стеклам не сдобровать.
Барышев окончил училище по первому разряду. Его манера держаться кое-кому кажется заносчивой. Ярцев встретил его, как и меня, сначала недружелюбно, настороженно. Потом некоторое время отношения были официальные. Вдруг приглашает в гости, заводит разговор о том, что пора бы остепениться. Демонстрировал благополучие семейного счастья. "Вот какая у тебя, дескать, перспектива!" Но Роме эта перспектива не по душе.
— Что ты по вечерам делаешь? — спросил меня Барышев.
— Макаренко читаю.
Барышев с удивлением на меня посмотрел.
— Вот уж ни к чему это!
Я начап горячо доказывать, сколь это нам необходимо.
— Пусть этим занимаются политработники. А мы-специалисты! — оборвал он, — Я и без педагогики справляюсь, и, как ты мог убедиться, неплохо!
— Как же ты этого добился?
— Точно объяснить не могу. Чутье, что ли… на таких, кто к военному делу страсть имеет.
— Но ведь в армию идут не по страсти, а по призыву.
— То-то и оно! — вздохнул Барышев.
— Что ж, по-твоему, надо создавать "рыцарские дружины"?
На одной страсти к военному делу далеко не уедешь.
— Слыхал!
— Ну и что?
— Послужишь,
И ты — не замполит. Давай перейдем к более существенным вопросам сегодняшнего вечера…
И Барышев, играючи, прищурив глаз, заглянул в бутылку, горестно вздохнул и вылил остатки вина в пустые бокалы.
— А как же с отстающими? — продолжал я. — Ведь двигаться вперед можно только всей массой.
— В том-то и беда! — живо отозвался Барышев. — Я бы еще лучших показателей добился, если бы… не от одного Омельянова избавился. Но раз ты педагог, то у меня совесть чиста! Ведь его от меня комбат к тебе перевел. Он-то еще способный, водка его губит. А есть и такой-Склепиков-того сколько не учи, толку не будет!
— Ты в этом уверен? А о том подумал, что он еще, может быть, весь в гражданке? Его оторвали от привычного дела, от родных и близких. Ты разве не знаешь, какими героями оказывались на войне именно такие люди? Дай ему освоиться, привыкнуть, поверь в него!..
— Ну, ладно, хватит! — с досадой проговорил Барышев. — Я думал, ты что-нибудь припас для дня рождения. Давай это дело поправим. Еще не поздно в ресторан на станции!
— Нет, не пойду, Роман! Спать охота!
— Ну и спи! А мне тоже одному неохота! Да и не с каждым пойдешь. Иной меры не знает, песни орет, а то еще слюни распустит. Противно. Прощай!
И Рома Барышев, крепко обняв меня по-мужски, слегка раскачал за плечи, потом сжал мою руку и, приняв подтянутый вид, ушел.
В теплый летний день Ярцев объявил:
— Волохов, завтра выезжаем в лагерь Н.
Утром погрузил в машину раскладушку, чемодан с бельем, и в путь.
Н. встретил жарой, пылью и комарами. Грузовик с трудом преодолевал слой песка. В лагере развернули палатки, установили турник, брусья и коня.
Батарея получила приказ выехать в район горы Каланчевая для оборудования огневых позиций. Моему взводу предстояло вырыть окопы для двух орудий. Солнце уже высоко поднялось, когда ко мне подошел офицер-наблюдатель-старший лейтенант Шариков.
— Посмотри, как у тебя люди работают! Не торопятся!
Я подошел к брустверу окопа и сказал Крюхе:
— Дайте-ка мне лопату!
Он отдал.
— Смотрите, как надо рыть траверс!
И я начал энергично, как приходилось в училище, кидать землю.
Глядя на меня, солдаты начали работать дружнее.
Когда я возвратил лопату Крюхе и направился в палатку, офицер-наблюдатель поравнялся со мной и приглушенно заговорил:
— Вот я тебе скажу, лейтенант! Не нравится мне твое отношение к солдатам. Хочешь у них дешевый авторитет заслужить. Все равно у них хорошим не будешь. Они всегда чем-нибудь недовольны. Солдат отслужил свое и уехал домой. А тебе служить двадцать пять лет! И на тебя будут аттестацию писать! Вот об этом и думай!