Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы
Шрифт:
И не могу, не нахожу пока в себе сил рассказать им, огорошить их всех ещё более страшной новостью. Пусть для всех пока всё идёт так, как идёт. Может, так оно и лучше?
…Не прошло ещё и трёх месяцев с той поры, как мы получили своё первое «страшное чукотское предупреждение».
Накарябанное на почти истлевшем клочке хрупкого, высушенного невесть где ватмана, да за подписью «преподобного Андре», оно не вызвало ничего, кроме гомерического хохота населения нашего «городка».
Его приволокло под наши стены оборванное, всё в язвах, молодое существо с дикими глазами.
Ни дать, ни взять — «сюрреалист» с Арбата! Насмотрелся я их в своё время. И этот… Такой же чокнутый и «продвинутый». Ходячий «креатив» с трижды пробитой насквозь башкой. Некогда весьма модные лохмотья теперь развевались на ветру, подобно обгоревшему знамени полка.
Сквозь зияющие прорехи которого было видно абсолютно голое и идеально грязное тело. Воняло при этом от этого воплощения «свободы от всяческих обязательств» так, что мы прослезились даже на собственном заборе.
Несло от тела воинствующего дурака то ли гнилой рыбой, то ли больными немытыми гениталиями, что неудивительно при такой-то жизни. Половые инфекции уже нагнули большую часть выживших несчастных.
От этого никуда не деться, — у огромной части человечества нет и ещё долго не будет средств их остановить. Похоже, мы здесь понемногу откатились к средневековью, когда от сифилиса и проказы вымерла половина Европы.
…Зато воспалённые глаза его были преисполнены странного огня, одухотворённостью одержимого и жаждою немедленных, безусловно решительных и конкретных действий. Казалось, дай ему поручение обмотать нитками земной шар — кинется выполнять.
И выполнит, не задумываясь.
«Ради всего и во имя в частности», что называется. А измочаленное и нереально худое тело его, казалось, абсолютно не ощущало сырого холода, вновь наваливающегося с севера.
И ко всему прочему оно беспрестанно бормотало и выкрикивало что-то про «волю Господню» вкупе со «спасением душ наших грешных». Правда, почему-то спасением душ, как удалось нам уловить из потока его горячечных слов, занимался некий бывший хирург.
Как я понял из визгливых кликушеств прокажённого, того загадочного эскулапа «посетили видения, и принял он сан святой»…
Уж не знаю, преуспел ли зело, но ведь и Магомет, когда начинал, вёл за собою максимум две тысячи сторонников. А через год — другой мусульманство стало, считай, второй религией мира…
«Оно» и огласило нам криком тогда сей «список», нервно подпрыгивая, словно шаман на раскалённой сковороде, поскольку никто из нас не рискнул бы взять из его жутко грязных когтей этот «документ».
Не крикни тогда тому «свободному художнику» Бузина, чтоб стоял «там, где стоишь», как пить дать разнесло б бедолагу вместе с его «гумагой» по окрестностям. Ибо не понимал он, по-моему, ни черта из написанного на табличках.
«Остановитесь — стреляют без предупреждения!», «Внимание — мины!» — для него это так и осталось тайною за семью печатями. Видимо, шибко занят был парень идеями о всеобщем братстве и единении, раз не замечал упорно элементарных вещей.
Зато проповедовал, ещё
После чего тот поперхнулся обиженно на полуслове и удрал, напоследок осыпая нас проклятиями и обещаниями скорой кары небесной….
На этом бы и закончить судьбе нас смешить и расстраивать, однако через три недели Сабир, что нёс дежурство у «полевой радиостанции», засёк чью-то передачу на «центральных» частотах.
Собранное «недоразумение техники» на базе армейского образца, из всякого разнокалиберного хлама Луцким и Бузиной.
Это наше «радио» практически бесполезно шипело и потрескивало несколько часов кряду в день. Старательно и трудолюбиво выжирая с такой экономностью и тщанием заряжаемые нами батареи.
Но мы продолжали прилежно и со всей ответственностью «нести вахту» по очереди, всё ещё надеясь на маленькое чудо, — ожидая, что эфир пронзит чей-нибудь голос…
Взволнованный и красный Сабир влетел в помещение и заорал так, что зазвенели кастрюли на полках:
— Мужики, передача идёт!!!
Все, кто был на тот момент свободен, сообразив, о чём он так орёт, кинулись, гомоня и толкаясь, в пристройку. Где перед слабо топящейся «буржуйкой» стоял низкий столик, всё пространство которого и занимало это электронное убожество.
И оно говорило, чтоб мы были здоровы! Говорило! Живым, человеческим голосом!!!
Как оказалось, Сабир, будучи в этот день дежурным, зашёл на «радиопост» чуть раньше обычного, и как раз ставил на плиту чайник, дабы попить травяного чайку. Внезапно рация ожила, чихнула и прокашляла в эфир что-то неразборчивое и несуразное, вроде позывного.
Думая, что кто-то ещё вошёл в «рубку», кавказец буркнул, чтобы плотнее закрывали двери, а затем замер, осознав, что такой тембр голоса он где-то уже слышал…
Помнится, мы успели почти к самому началу передачи. Напрягши до предела уши и вытянув шеи, мы жадно и с волнением вслушивались в приглушённое расстоянием и помехами бормотание неизвестного «радиста».
А потом Круглов кинулся к аппарату, включил микрофон…
…Прошло ещё три дня, долгих три дня, прежде чем мы, — ликующие, как дети, и обманутые, как лохи, — поняли, что все эти «передачи от имени Временного правительства «Обновлённой России» — есть не что иное и не более, чем дурная игра, затеянная выжившим радиооператором откуда-то с Приморья.
Всё это время мы с самыми противоречивыми чувствами внимали его ахинее. Он нёс что-то о «скором воскрешении страны», о наведении порядка, реформировании остатков армии… и о необходимости проведения какого-то референдума о признании независимости…
Какая, к свиньям собачьим, независимость?!
От кого?!!
И тут нам, наконец, стало ясно, что парень практически неадекватен. Почти не отвечая на наши попытки завязать диалог, он всякий раз вяло приветствовал нас, а потом вновь и вновь монотонно бубнил застарелые (и самолично, видимо, изобретённые) политические речи, как заводной попугай на торжище.