Люди как птицы
Шрифт:
Я сидела, вздыхала, слёзы были на глазах. Заметив это, Вадим положил свою руку на мою.
— Ну, не переживай, Гера. Ты сделала всё, что могла в создавшихся условиях и даже больше. Ты смогла ускользнуть от этих нелюдей и спасти лекарства. А ведь могла и погибнуть. Спасибо тебе за это, ангел мой, спасибо за мою сестрёнку. Теперь она будет жить!
И растроганный Вадим крепко обнял меня.
Он уехал спустя день, торопился на службу.
Вернулся Вадим на хутор, когда старые липы, росшие во дворе, уже начали зацветать.
Дни
Мы отвлеклись от наших огородно-хозяйственных дел и забот, чтобы посмотреть, что нам привёз Вадим.
В первую очередь он положил на стол круглую жестяную чёрную коробочку, украшенную красными кружочками.
— Да это же монпансье! — воскликнула Оксана, и мы, зазвенев крышкой, кинулись лакомится ароматными леденцами — так во время войны отвыкли от сластей!
— Это тебе, носи, — сказал он Димке, сосущему за щекой леденец.
И Вадим, немного небрежно, бросил на диван рубашку и брюки:
— Брал на вырост, должно подойти.
— Ух-ты! — мальчик сразу схватил рубашку — ковбойку! — Класс! Так это же настоящая Америка!
— А вот и вам подарки, а вы уже сами разберётесь, кому что, — сказал он уже нам с Оксаной.
Мы ахнули! Вадим нам привёз платья, отличавшиеся широкими квадратными плечами с подплечниками и тонкой талией, а Оксане дополнительно ещё и жакет.
Мы примеряли всё это с восторгом в комнате с картинами. Выбрали себе платья, но печалились, куда же всё это надевать.
Вадим любовался нами и успокаивал, закуривая папиросу:
— Ничего! Будет и на нашей улице праздник! Не вечно же жить нам, как Робинзонам, на выселках… Вот закончится война, переберёмся в город и….
Не знаю почему, но мы ему верили, настолько он нам казался могущественным и основательным.
Докурив папиросу, Вадим подмигнул мне и достал из кармана что-то, завёрнутое в бумагу:
— Оксана, а вот главное!
И он бросил пакет на стол. Оксана развернул его дрожавшими пальцами. Там был её паспорт, который отобрали бандиты…
Оксана перелистывала страницы:
— Вроде всё цело…
— Цело, я проверял, — кивнул Вадим.
— А что же с самой бандой?
Вадим легко вздохнул, стукнул портсигаром по столу:
— Ликвидировали. Султан отправился на тот свет, уж больно нервный он был, а остальные — в места, откуда не скоро выходят…
Вечером, когда Оксана проверяла уроки у Димки, Вадим пригласил меня для серьёзного разговора.
Мы сели за столом во дворе, вдыхая свежий аромат листвы и цветов. Золотистый вечерний свет мягко заливал двор.
Вадим, открыв карман на кителе, достал новенький паспорт и положил мне на стол.
— Вот, Гера, ты теперь полноправный член общества, гражданка Советского Союза. Скоро будут и другие документы. Правда, имя Геры я не решился обнародовать. Теперь, ты Георгина Леонидовна Метаксина. Георгину тоже можно называть
Я кивнула и сидела, листая паспорт, и во мне всё переворачивалось! Мне не надо было теперь прятаться, бояться, волноваться! Я шла к людям!
Мы сидели с ним долго и молчали, пока не наступил призрачный час сумерек и над лесом не встал узкий серпик месяца. Я сидела не дыша, волнуясь, вытирая слёзы. Я возвращаюсь к жизни!
***
Вот на этом можно бы и кончить мою историю, но на самом деле жизнь продолжалась, бурлила и текла, словно полноводная река, и много ещё чего было.
Но, впрочем, стоит вспомнить ещё один случай.
Постепенно заканчивалась война. Сначала она грохотала где-то вдали, её взрывы не долетали до нас, но всё же она ощущалась как-бы энергетически. Буквально накануне её окончания приходил призрак погибшего красноармейца Кошечкина. Вёл он себя уже не так беспокойно, а по-доброму, ласково, говорить с нами не стал и очень скоро исчез.
И только разнеслась весть о капитуляции Германии, мы вздохнули свободно. И победу нашу приняли, как вечный праздник радости и справедливости!
В один из золотых июльских дней пошли мы с Димкой на прогулку в лес. За годы, проведённые вместе в одном доме, мы очень привязались другу к другу, иногда нас тянуло на откровенности, и мы стремились поведать друг другу самое сокровенное.
Солнце мягко золотило высокие стволы сосен. Деревья торжественно и величаво шумели под ветром. Птицы перескакивали с сосны на ольху, с ольхи на дуб, с дуба на берёзу, а затем вновь на сосну, насвистывая, поглядывая на нас бусинками лукавых глазок, будто играя с нами.
На полянах ветер шевелил мягкую шелковистую траву, разносил запах цветов. Хорошо было полежать на траве среди аромата цветов и трав, играя в разные игры или просто слушать песни птиц и гудение пчёл.
Мы ещё долго бродили по лесу, воодушевлённо собирая шишки, очень необычные корни, похожие на загадочных фантастических существ и людей, активно делились найденным, пока не забрели на «дореволюционный кедровник» — рощу посаженного сибирского кедра. И тут же увлеклись собиранием кедрового ореха.
Остановились у одной очень высокой кедровой сосны. Димка высказал сожаление, что не может подняться на такую высоту за орехами.
— Тётя Гера, — вдруг обратился он ко мне, — а вы ведь можете летать, я ведь знаю. Почему же вы не летаете?
Я засмеялась:
— Откуда же тебе это известно, милый Димочка?
Он ответил, покраснев:
— Да уж известно… Всё знаю… И как вы мамку спасли мою, лекарство доставили, знаю…
— Ну, что же, раз ты уж всё знаешь, то знай и то, что полёт — это чудо, божий дар, который приходит не всегда и который нельзя расходовать напрасно… Для того чтобы полететь, нужно особое состояние духа и тела…. Впрочем, сегодня такой радостный день, почему бы и не попробовать!