Люди полной луны

Экштейн Александр Валентинович

— Мы мордобеи, — строго оборвал его Хромов, располагаясь на заднем сиденье. — Давай на Тверскую быстрым ходом, а то на сходку опоздаешь. — Он повернулся к Веточкину и сокрушенно заметил: — Вот жизнь пошла раскрепощенная, женщины женятся, а мужики замуж выходят.

— Да, — согласился с ним Веточкин и произнес старую как мир истину: — Лучше переспать, чем недоесть.

Между кинотеатром «Россия» и рестораном «София», за железными раздвигающимися воротами с неброской для глаз табличкой «АО "Фарминмет"», находится обширный заасфальтированный двор, в глубине которого стоит не облагодетельствованное внимательным ремонтом здание. Деревянно-массивная обшарпанная дверь с замутненным глазком-окошком закрывает единственный вход в здание. На двери еще одна табличка с надписью «Экспедиция». Табличка столь ненова, что первые три буквы плохо

прочитываются: «…педиция», но на это не стоит обращать внимания. Сбоку обшарпанной двери, в стене, видна забрызганная известкой кнопка звонка. Нажимаете ее, и через минуту дверь открывается, из нее выходит молодой, атлетического сложения человек и выжидательно смотрит на вас. Вы протягиваете ему небольшой, с одной стороны золотистый, с другой зеленый, титановый кружочек чуть больше пятирублевой монеты. Он его забирает, проводит по нему электронным щупом, зажатым в руке, и, получив сигнал, вежливо произносит, широко распахивая двери: «Добро пожаловать». Вы оказываетесь в небольшом тамбуре перед другой, из красного дерева, дверью. Ее перед вами распахивает с той стороны гардеробщик. Он в классическом смокинге. Розовый мрамор, весь в сиреневых прожилках александрита, оформляет стены действительно роскошной гардеробной. Отдаете верхнюю одежду, если таковая имеется, гардеробщику, и перед вами распахивается эрмитажной высоты и оформления третья дверь. Вы видите перед собой большой, с фонтанами, пальмами, зелеными вьющимися растениями вокруг столиков, с эстрадой на возвышении, ступенчато-каскадный зал. Это ресторан «Первая скрипка», самый лучший, самый изысканный ресторан Москвы категории «Герцог». Добро пожаловать, господа!

Хромов, вместо того чтобы нажать на кнопку звонка, он ее не увидел, пинал обшарпанную дверь ногами. Веточкин его отговаривал:

— Слушай, Хромов, пошли в «Савой». Тебя неправильно информировали, за такой дверью только тройной одеколон с бодуна пить.

— Ага, как же. — Не обращая внимания на увещевания Веточкина, Хромов еще раз пнул дверь ногой. — Сразу видно, у кого есть информация, а у кого нет.

Веточкин наконец заметил звонок и стал жать на него не отпуская. Дверь поспешно открылась, охранник несколько ошарашенно посмотрел на экспансивных посетителей.

— Что смотришь? — возмутился Хромов, но, что-то вспомнив, слегка смутился: — Ах да, я и забыл. — Он сунул руку в карман и вытащил два титановых кружочка. — На, — сунул их в руку охраннику, — смотри не потеряй.

— Добро пожаловать, — растерянно пробормотал охранник и распахнул перед ними двери, даже и не помыслив проверить кружочки электроникой.

Конечно, Хромов и Веточкин были приятно удивлены тем, что нежного возраста поросенок, сваренный в молоке и подрумяненный на медленном огне, стоит двести рублей, виноградные улитки под соусом «Ришелье» триста, а блюдо нежной и тонизирующей рыбки октавия всего-навсего восемьсот рублей. Меню было подано специальное, оно предназначалось лишь для тех, кто попал в ресторан по золотисто-зеленому титановому приглашению, разница в цене доплачивалась какой-то неизвестной, но явно не бедной организацией. Те же, кто попадал в ресторан с парадного входа, то есть через гостиницу «Минск», получали другое меню, где сумма оплаты за утонченность и качество блюд имела какое-то отношение к астрономии. «Первая скрипка» пользовалась популярностью в среде сильных людей денежной ориентации. Здесь заключались грандиозные сделки, обсуждались планы всевозможных переустройств в политике под умопомрачительную закуску и уникальную, эксклюзивную, выпивку.

— Куда мы попали? — спросил Веточкин Хромова, после того как им принесли поросенка и два бокала с минеральной водой.

— Оперативная тайна, — отсек вопросы Хромов и, вылив минеральную воду в кадку с пальмой, разлил по бокалам коньяк. — Совсем ты от жизни отстранился в своем аналитическом отделе. Тут ваших оперативников полно, а ты не знаешь.

— Ты прав, не знаю, — согласился с ним Веточкин, отрезая кусок поросенка и перекладывая себе на тарелку. — А как вы рискнули взять в разработку такое место? Вас же съедят зместс с министром.

— А вас? — забрал себе оставшуюся часть поросенка Хромов. — Не съедят?

— Будут пробовать, конечно.

— Жаль, что людей не видно. — Хромов обвел рукой декоративный кустарник вокруг столика. — А то бы я тебе показал, какие тут лица можно увидеть, сплошь одухотворенные.

Они выпили коньяк, и Хромов поставил на стол бутылку, вытащив ее из-под стола.

— Да, атмосфера здесь утонченная. — Веточкин приподнял в восхищении брови. — Хороший коньяк, и ресторан хороший. А теперь послушай меня, Леонид

Максимович. Хонда, как тебе и мне известно, бывший офицер вьетнамской армии Шон Тинь. В свое время он был завербован КГБ, к нам, как говорится, перешел по наследству. Сейчас в Таганроге действует самостоятельно, без прикрытия. Ему нужно достать устав, но я не буду, ты меня должен понять, вдаваться в подробности. Он должен был попасть в квартиру одного человека и взять кое-какие бумаги и предметы. Этот человек прикинулся овцеватым провинциалом, а на самом деле он один из руководителей международной мистико-религиозной организации с неясными пока для нас целями. Хонда воспользовался своими связями с уголовным миром, благодаря тебе у него эти связи обширны, и примкнул к группе квартирных воров, стал работать с ними, воровать, одним словом, — объяснил внимательно слушавшему Хромову Веточкин, — надеясь таким образом попасть в дом нужного человека. Я пока не знаю, удалось ему это или нет. Хонда исчез. В таком деле бывают, и часто бывают, непредвиденные досадности. Хонда убил лишь одного, какого-то наркомана из Сочи, Лорика, который убил двух ни в чем не повинных людей просто так, из любви к искусству. Фотография, которую ты, Леонид Максимович, видел, но утверждаешь, что не видел, к нашему расследованию не имеет отношения. Хонда помог уголовной братии скомпрометировать какого-то местного бизнесмена, армянина, и все. Ну, ты знаешь, с волками жить. Кстати, фотография получена методом тройного сканирования с применением фотохудожественных достижений. Армянина «одели», «опоили» и «поставили» в середину экспозиции. Хонда получит втык за то, что сам сфотографировался. Тем не менее я прошу тебя: бросьте разыскивать Хонду, ему и так тяжело.

— Ну да, — покачал головой Хромов. — Ты меня, Тарас, с министром спутал. Сейчас вот приеду в МУР и дам команду об отмене федерального розыска в отношении некоего Шон Тиня, отзывающегося на кличку Хонда, так, что ли?

— Да, ты прав, Леонид Максимович, и поэтому давай выпьем.

Веточкин к бутылке армянского коньяка на столе присоединил свое шотландское виски. Хромов с удовольствием рассмотрел бутылку, скрутил пробку с печатями, разлил виски по бокалам и предложил тост:

— За здравие болящих.

И, как бы в ответ на этот тост, в кармане Веточкина запищал мобильник.

— Михаил, наверное, — выхватил он телефон из внутреннего кармана. — Ну, с Богом… — Он стал слушать сообщение, и по мере разговора его лицо расплывалось в улыбке. — Операция прошла успешно. Миронов будет жить и полноценно работать, — сообщил он Хромову, засовывая мобильник на место.

— Вот это чудесно! Давай выпьем, заберем свои бутылки и пойдем из этой «Скрипки» куда-нибудь в светлое место, мне здесь не нравится.

— Конечно, пойдем, — поддержал его Веточкин. — Устал я от этой хамской утонченности. Кстати, Хромов, а как достал твой человек эти приглашения? Подскажи, все-таки поросенок за двести рэ впечатляет.

— Хм, — отмахнулся Хромов. — Говорит, что ему какой-то пьяный физик, лауреат Нобелевской премии, на чай дал.

Игорь Баркалов и Алексей Ласточкин сидели на лавочке Тверского бульвара возле памятника Сергею Есенину и курили. Некурящий Игорь пристрастился к парагвайским сигарам, а курящий Алексей никак не мог отвыкнуть от «Явы».

— Хорошие у меня курсы по повышению квалификации полового в трактире, хотя, конечно, я понимаю, в этом кабаке очень даже легко работать под прикрытием, все ясно как Божий день, — весело попыхивая сигарой, разглагольствовал Игорь.

— Что тебе ясно? — хмуро спросил у него Ласточкин и с отвращением выбросил сигарету.

— То, что и тебе, — с насмешкой взглянул на него Игорь. — Одна половина официантов — осведомители МВД, вторая — ФСБ, а в зале боссы сидят и цвет научной мысли. Интересно, что я там, такой маленький, делаю?

— Скоро узнаешь, — уверил его Ласточкин, — ты оперативник, а не осведомитель, это две большие разницы. И вообще дело опасное. Хромов предупредил, чтобы готовились, скоро жарко будет.

— Ну, допустим, и сейчас не холодно, — вяло отреагировал Игорь, — лето все-таки.

В это время они увидели идущую по аллее высокую гибкую даму в черном. Она подошла к скамейке напротив и села. Черные волосы, черная шляпка, черный деловой костюм, длинные ноги в черных чулках и черных изящных туфлях на высоких каблуках. Темные глубокие глаза в обрамлении черных, усиливающих эту глубину ресниц и выразительные губы, отредактированные темно-сливовой помадой. Женщина достала из черной элегантной сумочки длинный, сантиметров пятнадцать, белый мундштук, вставила в него сигарету, прикурила и стала с рассеянным видом созерцать умиротворенность Тверского бульвара.