Люди с чистой совестью
Шрифт:
Наметив маршрут разведке на ближайшие два-три часа, я остановился в центре села. Только теперь по дороге спокойным, размеренным ходом, шурша колесами и сотнями ног бойцов, пошла колонна.
Лошади весело пофыркивали, освежившись в реке. Почуяв ритм спокойного марша, кони-солдаты занимают свое место в строю.
Теперь можно приступить к изучению села.
Несколько баб выглянули через перелазы. Вслед за ними осторожно вышли три-четыре мужичка: один постарше, остальные - парни. Я наблюдаю за ними. Вскоре у перекрестка образовалась небольшая толпа.
Лишь когда проходит наша артиллерия, стоявший в центре мужской группы старик не выдержал и с восхищением причмокнул языком. Мы уже привыкли к такому отношению мирного населения сел и хуторов, расположенных вдали от шоссейных дорог и магистралей войны. На эти глухие места война отбросила лишь свою серо-зеленую тень - небольшие гарнизоны да жандармские посты. Здесь никогда не проходили крупные силы.
Молодежь окружила старика. Мне показалось - они ждут от него решительного слова. Меня заинтересовала эта группа. Я подхожу ближе. Старик все причмокивал, глядя на нашу колонну, и непонятно удивление, поощрение или страх выражал он этим звуком. Затем, кинув быстрый взгляд на меня, он усмехнулся.
– У москаля правда сама найострейша...
– сказал он громко, явно затевая разговор.
Я подошел поближе.
– Это почему же?
Подмигнув своим хлопцам, он растолмачил:
– Бо вона - на конце штыка.
Окружающие одобрительно закивали головами.
"Ах, вон оно что!
– подумал я.
– Ты хохол и я - хохол. Давай меряться, кто хитрее".
Батарея прошла. За ней, в пешем строю, двигалась прикрывающая ее рота.
Уже движется мимо обоз батареи. Десятка два больших пароконных возов, запряженных хорошими конями. Возы со снарядами на железном ходу. Ездовые батареи - все хозяйственные пожилые украинцы. Многие с пышными усами. Когда воз поднимается на гору, они ловко спрыгивают с телеги. Посвистывая в воздухе батогами, бегут у повозок, помогая коням с ходу взять бугор.
– Гаття, вье! Соб-соб, со-о-о-б, буланый! Вье, Чалый!
По этим окрикам их, по отдельным украинским словечкам - остроумным и соленым, роем вьющимся над колонной, можно сразу определить их национальность. На кого угодно, но на оккупантов они не похожи. Я, смеясь, крикнул ездовым:
– На ярмарку поспешаете, дядьки?
Они ответили дружным смехом.
Дедок заскучал и отвернулся. Приставив ладонь козырьком к глазам, он подчеркнуто внимательно смотрит в хвост колонны. Обоз батареи быстро прошел в гору.
Дальше двигается девятая рота во главе с Давидом Бакрадзе. Командир впереди. Он подошел ко мне, пропуская роту. Я показал ему глазами на стоящую группу. Давид шагнул в мою сторону и понимающе наклонил голову:
– Они?
– Ага. Они самые. Давай веселую, Давид.
– Песню!
– скомандовал Давид.
– Мою любимую!
Бойцы девятой поправили ремни и скатки. Политрук, уже прошедший мимо нас,
Ихали козакы
Из Дону до дому.
Пидманулы Галю,
Забрали с собою...
Давид Бакрадзе лихо, по-горски, свистнул, а рота басами подхватила:
Ой ты, Галю,
Галю, молода-ая...
Второй куплет запел Давид. Сильный его голос звенел:
Идьмо, Галю, з намы,
З намы, козакамы...
Мимо уже проходят новые роты. Движется обоз. На повозках лежат раненые и тихо подпевают:
Краще тоби буде,
Як в ридной мамы!..
А раненые потяжелее лежат, откинув головы на подушки, и смотрят в небо.
Я спросил старика:
– Ну, як? Востра у москаля правда!
Он что-то невыразительно промычал мне в ответ.
– Только ли на острие штыка?
– добивался я от него ответа.
Немного струсив, он увильнул.
– Та це я так... Пословыця есть така...
Подошли повозки с ранеными бандеровцами. Верхом подъехал наш врач, Семен Маркович.
– Куда их?
Я показал. Нечего с ними таскаться - можно оставить тут. Возы с лежавшими на них по двое ранеными свернули в боковую улицу и остановились. Молодые мужики сгрудились вокруг мужика. Он что-то быстро им говорит. Внимательно слушая, те кивают головами. Затем один снял шапку и обратился ко мне:
– Пане начальнику. Тут еще переказували нам, що в обозе проволоку вы захватили и мишок с этими... как их...
– С медикаментами, - подсказал Базыма.
– Ага, ага, - замотал головой паренек.
– Верно, верно.
– Это ж военное имущество.
Хлопец виляет, мнется.
– Так яко ж воно военне... Так просто!!!
Один за другим еще несколько молодых подошли ко мне. Старик остался в стороне, наблюдая за ними. А хлопцы просят, доказывают...
– Неудобно нам буде. Нам поручили принять все это дело, и раненых и...
Дедок кашлянул.
Тогда я иду на хитрость. Хлопнув плетью по голенищу, подошел к старику.
– Хлопцы просят медикаменты вам оставить. Все это можно передать.
– Можно?
– спросил старик. Глаза его блеснули и снова погасли.
– А чего же? Ваш иод нам не нужен. Только вот какое дело. Имущество могу сдать только под расписку. Уполномоченному лицу.
Мужики обступили меня.
– Так на що ж вона тая расписка?
– Вы тут под хатой оставьте...
– Оно нигде не пропадет...
Я упорствовал.
– Не, хлопцы, - пропадет или не пропадет, а дело военное. Без расписки - не годится!
Базыма, любитель всяких хитрых дел, наблюдает за нами давно. Он переглядывается со мной и одобрительно кивает: "Так, так. Давай их!"
Я отрезал:
– Передать могу только уполномоченному и только под расписку. Некому принять - ничего не оставим.
И отхожу в сторону к Базыме.
Молодых, как ветром, качнуло от меня. Они обступили старика и, уже не особенно конспирируя, что-то громко спрашивают, что-то доказывают. Старик в явном смущении.