Люди с чистой совестью
Шрифт:
Да, вот откуда смелость... Вера в своего командира на войне значит многое, а в войне партизанской еще больше. И как трудно должно быть человеку, на чьи плечи люди складывают эту почетную, но тяжелую ношу... Давай спать, хлопцы, ведь сами Ковпак и Руднев насчет нашей жизни маракуют, и еще не было ни разу, чтобы они в этом деле маху дали...
Лошади пофыркивали, часовые и патрули негромко позвякивали оружием. Заставы, вероятно, подошли к своим местам. Откуда-то, из чащи леса, изредка доносились еле слышные одиночные выстрелы. Намечая заставы, мы с Базымой наиболее сильную выставили под самый Радомышль. От преследовавших нас по пятам коростеньских частей, с севера, отряд прикрылся рекой, а в Радомышль
Под Радомышль в село Березницы вышла заставой четвертая рота Пятышкина - директора средней школы города Путивля. Базыма не без основания звал его "коллега".
Я так и не уснул этой ночью, в неясной тревоге болтаясь по улицам Крымка. На рассвете зашел в хату и только стал умащиваться на отдых рядом с Коробовым, как часовые подняли шум. Прямо по улице катила машина. Пулеметчики комендантского взвода, Гаврилов и Кириллов, уже поставили в воротах ручник, но с машины крикнули пароль и затормозили у штаба. Машина - обыкновенная полуторка "газ" - была захвачена четвертой ротой в Березнице еще ночью. Но, выполняя мое требование обязательно достать "языка", который сейчас необходим был до зарезу, Пятышкин задержал ее до утра. Он надеялся, что "язык" сам придет к нему в руки и его машиной доставят в штаб молниеносно и вполне комфортабельно. Расчет его оказался верным. Действительно, только рассвело, как прямо на секреты, выставленные ротой, напоролся человек в штатском, но с оружием. Когда хлопцы заговорили с ним, он отрицательно замотал головой и забормотал:
"Их бин бухгальтер...
– А затем задал вопрос: - Зинд зи руссише полицай?" - чем помог часовым выйти из затруднительного положения, бить ли его сразу прикладом по черепку, или немного подождать. Хлопцы радостно загорланили: "Йяа, йяа, руссише полицай, пойдем, пойдем, пан" - и привели его к Пятышкину, который, задав немцу несколько вопросов и выяснив, что он всего полчаса как вышел из Радомышля и шел в Березницу к "девушка Маруся", сразу отправил немца на машине ко мне.
Читатель, вероятно, уже знает из книг, очерков, фильмов о войне, что такое "язык". Это то, чем блистают разведчики, очеркисты и драматурги. Разведчикам "язык" дает право на лишние сто граммов, и по величине, значению, а также характеру начальника - на медаль или орден; драматургу он нужен, как воздух, так как только при помощи "языка" можно выпутаться из самых замысловатых перипетий и коллизий военного сюжета, который уже стопудовой гирей висит на капризном пере автора; для очеркиста... Ну, словом, читатель знает, что вслед за "языком" загремят пушки, мы пойдем в атаку или контратаку, и все будет в порядке... Но читатель не знает, что только редкий "язык" бывает таким, каким его изображают драматурги и какого хотелось бы заполучить начальникам.
Я взглянул на тщедушную фигурку пятидесятилетнего немца, выволоченного хлопцами за шиворот через борт полуторки, "язык" оказался как раз одним из многих, никуда не годных для военных целей немцев. Бухгалтер какой-то фирмы, имевшей в Радомышле свое отделение как филиал, он понятия не имел о войне, "языках" и немецких группировках. Шел он действительно к "русская Маруся" и набрел прямо на Пятышкина, тихо занявшего Березницу ночью. Вот и все. Военных сведений от бухгалтера мы не получили.
Во второй половине дня к Тетереву с севера подошли немецкие батальоны, двигавшиеся по нашим следам из Коростеня; в это же время и в Радомышль стали прибывать автоколонны. Немцы охватывали нас с севера, юга и запада. Но Киев, Киев... Вот что было непонятно! Может быть, путь туда оставался открытым? Может, немцы не ждали от нас такой смелости, а может, и хотели прижать нас поближе к Киеву, к Днепру? На расстояние одного марша на восток путь пока был свободен. Эти данные разведка
Заставы уже ввязались в бой и, судя по приближающимся выстрелам, отходили. Мы подбросили им еще по одной роте, стараясь оттянуть время до вечера. Завязывать бой всерьез нам не хотелось. Может, поэтому, когда я доложил свои соображения по разведданным, Ковпак, переглянувшись с Рудневым, недолго думал.
– Давай чеши на восток. Базыма, стоянку пошукайте, щоб для обороны була пидходяща.
– Всегда выбираем такую, - говорил Базыма, водя карандашом по карте.
– Не такую, як всегда. А такую, щоб большой бой можно було держать.
Базыма поднял глаза на комиссара. Тот утвердительно кивнул головой. Ковпак продолжал:
– Все равно от цих батальонов не одчепимось. А з Киева пока еще ничего нема. Так треба зараз коростеньским и житомирским по шиям накласты, тоди киивским страшнище буде. Поняв?
– А, тогда другое дело...
Мы склонились над картой. Не выдержав, к нам подошел Руднев и тоже облокотился на стол.
– Будем бить по частям. Нельзя дать им подтянуться из Киева, тогда у противника будет очень большой перевес... Очень трудно будет выполнить...
– Что выполнить?
– спросил я.
– Еще с сорок первого года в нашей части заведен обычай: никогда не спрашивать, куда идем и зачем идем!
– Знаю...
– А все же не выдержал, спросил?
– Не выдержал, - смутился я.
– Ну, ладно. Теперь уже можно. Очень трудно будет выполнить этот приказ. Вот поэтому надо бить выделенные против нас войска по частям. Понятно?
– Не совсем...
– Завтра необходимо во что бы то ни стало дать им бой. А так как мы более слабая сторона и нам надо беречь силы для будущего дела, то надо сделать так, чтобы на нашей стороне было преимущество обороны. В общем, если заставить немцев наступать, выиграем не только завтрашний бой, а всю операцию.
– А как их заставить?
– Вот в этом-то весь секрет. Но если завтра немцы поведут на нас наступление, значит половина дела сделана... Ну как, выбрал позицию? спросил он начштаба.
– Я думаю, Кодра. Местность лесистая. Наступать заставим по лесу...
– Вот именно заставим...
– уже про себя говорил Руднев, впившись в карту, где было черным квадратиком обозначено селение и стояла подпись: "Кодра".
– Наступать заставим только по лесу. По грязи, по болотам. Хорошо! Высоты наши...
– Затем, Семен Васильевич, переход небольшой. Успеем до утра изготовиться, занять оборону, разработать огонь...
– Хорошо...
– А как же заставить немцев наступать именно завтра?
– Что скажешь, разведчик?
Я задумался. За окном урчал мотор немецкого самолета. Иногда в небе раздавались глухие очереди, опереженные резкими разрывами пуль "дум-дум" по крышам, заборам, улицам. Один сарай загорелся.
– А что, если нам двинуться засветло? Так, чтобы разведчик засек?..
– Обстреляют. Потери будут. А то еще вызовет бомбардировщиков... задумчиво говорил Базыма, размечая на карте местность вокруг Кедры.
– Надо точно рассчитать!
Руднев тряхнул головой и сдвинул шапку набекрень. Это было признаком того, что он принял решение.
– Когда солнце заходит?
– Часов в восемь.
– Точнее - часов, минут?
– А дьявол его знает...
– Эх вы, вояки. Штатская команда, - вздохнул Руднев.
– Надо отвечать точно: двадцать часов шестнадцать с половиной минут. Пиши приказ, начштаба: выступать рассредоточенно авангарду и ГПЗ без обоза двадцать часов пятнадцать минут. Успеют заметить, а повредить не успеют.