Люди с платформы №5

Пули Клэр

— Дорогие мои, представьте — чисто гипотетически такую ситуацию. Девушке примерно вашего возраста очень нравится бывший дружок ее лучшей подруги. Стоит ли ей решаться на отношения с ним? — Санджей и Эмми странно посмотрели на собеседницу, и Айона добавила: — Я спрашиваю просто так, ради интереса.

Чувствовалось, что ей не очень-то поверили.

— Первым делом этой девушке нужно вспомнить положения «Кодекса подруг», — сказала Эмми.

Кодекса? Какого еще кодекса? У Айоны зачесались руки достать блокнот и записать название, но она совладала с собой и лишь произнесла:

— Конечно,

Эмми. Но меня интересует, какое именно положение «Кодекса подруг» вы подразумеваете?

— Там сказано: нельзя заводить отношения с бывшим парнем своей подруги, предварительно не получив у нее «добро». К тому же этой девушке стоит иметь в виду, что ее подруга рассталась с ним по какой-то причине. Возможно, весьма серьезной. Словом, нужно собрать все необходимые сведения и только потом нырять в отношения.

У Эмми зазвонил мобильник. Звонок сопровождался вибрацией, отчего телефон медленно полз по сверкающей поверхности столика. На экране высветилось «ТОБИ», и появилась фотография молодого мужчины с голубыми глазами (такого цвета бывает замерзшее озеро) и раздражающей хипстерской бородкой, которой с недавних пор почему-то обзавелись все молодые сотрудники в журнале Айоны.

— Вы не возражаете, если я отвечу на звонок? — И прежде чем Айона и Санджей успели что-то сказать, Эмми встала, взяла телефон, чашку с кофе и отошла от столика.

— Ну, Санджей, и что вы так насупились? — осведомилась Айона.

Достав записную книжку, она принялась лихорадочно записывать слова Эмми.

— Вы видели его лицо? — спросил молодой человек. — Он похож на…

— Жеребца, — вырвалось у Айоны.

— Козла, — одновременно с ней произнес Санджей. — Это он на горнолыжном подъемнике восседает?

— Ага.

— Я никогда не катался на горных лыжах.

— Ничего особенного. Типичное распиаренное времяпрепровождение, — поморщилась Айона. — Куча гогочущих мажоров с сомнительными представлениями о моде и дорогущими досками, прикрепленными к ногам.

— По-моему, ситуация безнадежная, — вздохнул Санджей.

— Безнадежных ситуаций не бывает, — возразила Айона. — Знаете, Би уже практически стояла у алтаря, готовая выйти замуж за одного очень влиятельного, но до жути занудного типа десятью годами старше себя. И ничего, в последнюю минуту сбежала вместе со мной из Лондона в Париж.

Айона умолкла. Перед глазами всплыла сценка: они с Би вопят от радости, пытаясь пересечь площадь Согласия на светло-желтом автомобиле. У них тогда был «фольксваген-жук» с откидным верхом.

Помнится, они набили машину самыми любимыми своими вещами, которые удалось туда втиснуть. Все прочие фрагменты их прежних жизней остались позади. Они бы с удовольствием вообще сняли крышу, чтобы расширить пространство внутри салона, но изо всех сил старались ничего не потерять по дороге. Однако в Кале приехали, недосчитавшись Найджела (так звали их дерево юкки) и бабушкиного чайника Айоны.

Ремни безопасности в машине не действовали, и потому Би — единственная из них, кто умел ездить по дорогам с правосторонним движением, — всякий раз, когда приходилось внезапно тормозить, протягивала руку, оберегая Айону. «Дорогая, ты у меня такая заботливая!» — кричала ей Айона, перекрывая шум уличного движения.

Картинка с

«фольксвагеном-жуком» резко сменилась другой. Айона увидела фату Би, трепещущую на ветру и похожую на большого кружевного альбатроса. Там, на пароме, перевозившем их через Ла-Манш, Би отпустила этого альбатроса в свободный полет.

— Пришлось вернуть двести пятьдесят свадебных подарков, — сказала Айона, вынырнув из воспоминаний.

— Какой смелый поступок, — удивился Санджей.

— А по-моему, расточительный. Некоторые подарки были просто изумительны, — возразила Айона.

— Я не это имел в виду. Я говорю о том, какой смелой оказалась Би, последовав велению своего сердца.

— У моей любимой просто не было выбора, — пояснила Айона. — У нас обеих его не было. Иногда судьба показывает путь, по которому надо идти, и тебе ничего не остается иного, как следовать по нему. И если Эмми — ваша судьба, то вы непременно будете вместе. Ждите и не отчаивайтесь. Как говорится, «Ничто не кончено, пока поет толстуха»^[7].

ЭММИ

Эмми не имела обыкновения гулять по выходным с малознакомыми людьми. На сегодняшнюю прогулку она согласилась лишь потому, что давно восхищалась Айоной и хотела познакомиться с нею поближе.

За этой женщиной Эмми наблюдала почти год — с тех пор, как стала ездить из Темз-Диттона на лондонский вокзал Ватерлоо. Айону она сразу же заметила и выделила среди толпы пассажиров. Да и могло ли быть иначе? Эмми взяла Айону за образец для подражания: так она будет выглядеть, когда достигнет почтенного возраста. В этой женщине чувствовалась яркая индивидуальность; она, пожалуй, была даже экстравагантна и совершенно не заботилась о том, что думают о ней окружающие.

Глядя на Айону, Эмми невольно вспоминала строчку из стихотворения, которое когда-то учила в школе: «Вот стану старухой, куплю себе красный берет…»^[8]

Эмми всегда старалась сесть поближе к Айоне и украдкой поглядывала на нее, прикрываясь книгой. Интересно, кем была эта дама в прошлом? Наверное, прима-балериной. На это намекала ее манера держаться. Гениальное дитя балета. Весь мир простирался у ног красавицы, пока однажды ее партнер — русский танцовщик — не поднял девушку с излишней порывистостью и не уронил, в результате чего бедняжка повредила позвоночник. И тогда в двадцать три года ей пришлось оставить сцену. А может, она была знаменитой виолончелисткой, но перестала выступать с тех пор, как итальянский дирижер разбил ей сердце, сбежав со второй кларнетисткой?

Благодаря Пирсу, точнее, благодаря виноградине, застрявшей у него в горле, Эмми узнала имя, фамилию и род занятий Айоны и, встретившись как-то с Физз, рассказала той о происшествии в вагоне.

— Да это же Айона-Яхта! — воскликнула Физз. — Ты встретилась с живой легендой! Она была инфлюенсером раньше, чем придумали этот термин. Моя мама была на ней буквально помешана. Помню, в детстве мама каждый выходной читала мне ее колонки. Значит, теперь Айона — журнальный психотерапевт? Какое потрясающее ретро! Я уже не помню, когда брала в руки бумажный журнал. Обязательно сегодня же куплю и посмотрю, о чем она пишет. Как он называется?