Люди сверху, люди снизу
Шрифт:
Теперь вот Анна щурится и с опережением на пару страниц надевает темные очки. Анна будет стоять на мысе и смотреть вниз: по штилю разноцветного, яркого, как в рекламном ролике, моря, кто-то Огромадный, с Другого Света, проедет на большущих водных лыжах, оставив на воде - голубой, зеленой, синей, сиреневой - две белые параллельные полосы. Анна будет смотреть на эти параллельности в смутной надежде увидеть небесного великана... С таким же смутным ощущением ждала она всю жизнь некоего таинственного события с подтекстом, без подстрочника способного обратить ее неспокойный мирок в гармоничный мир: вот, вот, вот уже совсем скоро оно наступит, и жизнь ее, Анниной души, изменится, пойдет как по маслу - а если даже и с попадающимися изредка колдовыбоинами,
– Реши задачку, будешь счастлива!
– снова прерывает ее мысли знатная дама - Женщина Пишущая, Подвид.
– Будешь... Как странно это...
– улыбается Анна, не читая ее, лауреатки, книг.
Но нет пока задачке решения! А посему описываемый далее вечер выдается для нашей героини слишком долгим. Проверяя электронную почту, Анна ощутила в голове легкий зуд: один из странных клубов распахивал для г-жи Удальцовой свои объятия.
– Но! Но!
– свистела она машине.
– Давай, милая, гони! Развей грусть-печаль журналюги! Чуден Днепр при тихой погоде! Пышный! Чуден Днепр и при теплой летней ночи!
– и тут же осекалась, понимая всю тщету ассоциирования себя с социальной ролью.
– Но! Давай же! Давай, сука, гони!!!
Машинка гналась, гневалась, лениво тормозя у светофоров, продираясь сквозь изгибы улиц, пока не остановилась наконец у пункта В. Анна, захлопнув дверь, поежилась не только от холода. Ей хотелось некоего Несовершенного Ранее Действия - действия вычурного, быть может, даже несколько вульгарного, запретного, которое в чем-то оправдало бы ее перед нею самой - едва ли бы Анна точно могла это сформулировать; едва ли она помнит, как вошла в полутемный зал заведения. Избушка-избушка-повернись-ко-мне-перед-ОМ-МАНИ-ПАД МЕ-ХУМ!
Анна заказывает сок, фруктовый салат, и, садясь за столик, не предполагающий одиночества, закуривает. В голове вертится почему-то устаревшее "профурсетка". Через какое-то время Анна обнаруживает себя в эпицентре взглядов. Ей становитя забавно - кто на новенького? Ведь в юности она стеснялась... м-м-м... Немного стеснялась. Но что такое "стеснение" и что такое "юность"?
Вскоре небольшого роста барышня подходит к ней. Зажигалку? Нет проблем! Нет, она никого не ждет. Нет, не помешает.
Мелководные неглупые глаза. Карие. Волосы длинные, крашеные. Совершенно не в ее вкусе. Собственно, особо и не пробовалось. Просто приехала - что, просто - не принято? Да, муж... У тебя тоже?
Барышня пьет сухой мартини; Анна не пьет и собирается отчаливать; "Не подбросишь до Таганки?"
В машине узко и неудобно; приходится менять позицию не только внутреннюю, но и внешнюю. У Эллы - так зовут случайную спутницу - ноготки покрыты серебряным лаком, что блестит в темноте. У Эллы - чулки с золотым узором, что стягивают целлюлит до приличия. Элла хочет обнять бесцветным лаком бесцветный лак Анны, и та, вроде бы соглашаясь, тут же непроизвольно отдаляется. Мышиная возня на откинутом сиденье не приводит ни к чему, кроме глуховатого надрыва; они нужны друг другу не более часа.
Через полтора Анна довозит барышню до Таганки и уезжает восвояси. Какой-то осадок. "Неприятная девка!". А Черт Иваныч встречает приветливо: "Что-то ты поздно!" - за окном темная ночь, давно пора развестись.
Анне нужно снять маску. Не до конца. Завтра на работку.
Новый абзац.
ОТ КУТЮР. ТЕНЬ г-на НАБОКОВА: "Легче, сынок, легче - сама, знаешь, пойдет!"
Анна хочет сделать полшага сегодня же. Убрать вечную
– смеется Анна.
– Да, вот так просто, так примитивно, будто в бульварном романе. А вы как хотели?" - "Мы хотели с паюсной икрой!
– объясняет Анне Подавляющее Большинство, ни нам миг не перестающее жевать.
– На блюдечке с голубой каемочкой!"
Анна заглядывает пис-сателю в зрачки, и тому становится не по себе: он желает переписать историю, но в очередной раз не справляется сам с собой. Все его герои делают, что хотят, показывая на него пальцем: "Подумаешь! Маленький божок, создающий собственные вселенные! Ишь ты... А мы вот тебя как... Да ты ж без нас пропадешь... Мертвые души? Ну-ну!" - и, кто во что горазд, издеваются. Наиболее же изощренным способом оказывается заплевывание персонажами свежеиспеченной бумаги с напечатанными буковками (только что из типографии, ужас-ужас-ужас!). Пис-сатель, видя это безобразие, переживает очередной "творческий кризис" и пьет водку в ЦДЛ, рассуждая о "литературе как явлении" удручающе серьезно. А наша Анна, не будучи мстительной, все же не снисходит к нему в вещий его сон со страниц рукописи: она, в сущности, никогда никого и не просила создавать ее бессмертный образ.
Итак, в знак протеста наша Анна едет в Крым. Не с мужем, но Малчиком (на самом деле она едет больше с Малчиком, нежели в Крым). Что же касается женщины-автора, то: мэм боится впасть от подобного развития сюжета в банальность, а потому умывает руки, оставив героиню одну-одинешеньку. Малчик не в счет, Малчик, в сущности, не имеет значения, а потому не обладает именем: этим Малчиком мог бы быть, в сущности, кто угодно (пирамидка красивых мускул, приправленных иллюзией того, что обыватели называют заезженным "любовь").
Героиня рвется на части. Хотя нет. Пожалуй, лучше так: одна часть героини рвется, другая ее склеивает. Раз в день. Четыре. Семь. В любом случае, Анна подвержена как распаду, так и восстановлению.
– Жалкий плагиат на Птицу Феникс!
– качает головой автор-мужчина, раскуривающий новую трубку.
– Когда-нибудь и этот текст закончится. Его допишут, подредактируют, покажут корректорам, пустят в печать...
– Женщина Пишущая, Подвид смотрит сквозь дым на дождевые капли, стекающие по оконной раме.
– Его прочитают, не- и поймут, напишут на него рецензию, поставят вместе с ней на полку, отдатут кому надо и не очень, возможно, переиздадут, отложат, забудут, вспомнят посмертно...
– Женщина Пишущая, Подвид пьет маленькими глотками чифирь из опаловой чашечки; звучит "Кофейная кантата" Иоганна Себастьяна Баха.
– Мама, так есть. Когда-нибудь и я освобожусь от всех этих текстов, знатная дама смиряется со Смертью как с главным действующим лицом.
– Но почему тебе в голову не приходит дописать этот? Здесь же такое поле деятельности! Такое можно закрутить! Это я просто выдохся, а то бы... Знаешь, я просмотрел конец - ощущение, будто тот не окончен. Недоделан, понимаешь? Вообще, положа руку на сердце, он очень сырой. Над ним надо работать - потенциал-то есть!
– автор-мужчина наливает себе виски с содовой, замечая захлопывающуюся перед его носом дверь. Бесконечно, всегда по кругу, прыгает он по кочкам букв: от "А" до "Я", от "Я" до "А" - и так далее, и тому подобное, продолжение в следующем номере.