Люди трех океанов
Шрифт:
В артиллерийском полку береговой обороны ждали старого комбата со дня на день. Емельян Петрович Севрюков пообещал приехать в конце сентября. Но вот в календаре уже сорван последний листок месяца, над гарнизоном, словно искры костра, замельтешили ржавые листья тополей, а подполковник запаса не ехал. К встрече все было готово. Духовой оркестр, управляемый помкомвзвода Гнатюком, разучил новый марш. Отрепетировали вынос Знамени. Начальник библиотеки с разрешения замполита употребил кумачовую скатерть на необычный лозунг: «Добро пожаловать, уважаемый Емельян Петрович!» Последние два слова по размерам вдвое
— Жидок у тебя голосок. Того и гляди, дашь петуха. Да и рост не ахти какой. Из-за трибуны не видно. Отдал бы ты ораторскую должность кому-нибудь другому. Более заметному.
Кто-то порекомендовал:
— Чужбинину, Кириллу. Выше на батарее не сыщешь. Правофланговый. Слово скажет, как в колокол бухнет. Да и руку пожмет, кости захрустят.
Миша, страстно любивший, как подметили солдаты, председательские места, скрепя сердце, предложил Кириллу:
— Скажи за меня ответственную, то бишь, ответную речь.
— Почему за тебя? — Слегка сутуловатый Чужбинин сверху взглянул на Солнцева и упрямо покачал головой: — Ни за кого ораторствовать не буду. У каждого имеется язык.
Миша был рад отказу Чужбинина. Ничего, он сам закатит такую речь, что аплодисменты залпом прогремят. На всякий случай, если все же приветствие поручат кому-либо другому, Миша запасся еще одним вариантом — написанными им собственноручно стихами о подвиге, вычитанном в истории полка.
Все было наготове. И вдруг в полночь первого октября взвыла сирена. Тревога выбросила людей к орудиям. Там стало известно: батарее предстоит сменить позицию — началось учение. Солнцев только ахнул:
— Какое мероприятие срывается!
Через час под покровом ночи орудия двинулись по проселочной дороге в горы.
Севрюкова в родном полку встретил дежурный — узкоплечий, с крошечными усиками лейтенант. Трудно было понять, то ли он в восторге, то ли в замешательстве. С одной стороны, был польщен тем, что первым встретил долгожданного гостя, а с другой — боялся получить нагоняй за «плохо организованный прием». Сытный обед, баня, уютная комната и даже комплект прошлогоднего «Огонька» — все это было приготовлено без особого труда. Но когда бывший комбат спросил, где люди, лейтенант попал в затруднение: доверять или не доверять тайну? Человек-то вроде свой… Да и документы проверены. И все же решил уклониться от ответа:
— Да вы не скучайте. Они скоро вернутся. Походите, посмотрите…
— Что ж, посмотрю.
Подполковник и не думал скучать. И чувствовал себя далеко не гостем. В сопровождении дежурного прошел на опустевшую позицию своей бывшей батареи. Хмурым, оценивающим взглядом окинул некогда созданное им хозяйство. Все было на своем месте. Появились даже новые постройки — бетонированные укрытия
— Чье хозяйство?
Дежурный вытянулся:
— Я здесь командир взвода. Лейтенант Страхов.
— Плохо.
Лейтенант поспешил смягчить обстановку, перейдя на официальный тон:
— Разрешите доложить, товарищ подполковник?
— Слушаю.
— Видите ли, все дворики уже переоборудовали, а этот не успели. Камня не хватило…
— Но порядок-то навести можно?
— Конечно… Да мы все сделаем, как только вернется батарея.
— И вы будете ждать батарею? — удивился комбат.
— Как прикажете?..
— Приказывать не могу, а посоветовать, думаю, имею право. На вашем месте я бы сделал так… Пойдемте присядем. — Емельян Петрович указал глазами на скамейку в курилке.
Оказалось, что в батарее осталось немало людей, которые по разным причинам не ушли на учение. Тут были и дневальные, и писарь, и кладовщик, и возвратившиеся из отпуска два солдата.
— Да с этими молодцами можно горы перевернуть, а не только артиллерийский дворик привести в божеский вид, — извлекая одной рукой папиросу из портсигара, рассуждал подполковник. Он зажал коленками спичечную коробку, чиркнул и, разглядывая алый язычок пламени, проговорил: — На вашем месте я бы вообще навел идеальный порядок. В штабе, в казармах… А как приятно будет людям — вернутся и увидят, что без них здесь крепко поработали. Хотите, помогу?
— Да нет, что вы… Мы сами как-нибудь…
— Не как-нибудь, а хорошо надо. Вот это другой разговор. А теперь проводите меня в политотдел. Я все же думаю догнать своих.
«Своих» Севрюков нашел в горах. Молоденький офицер сидел на корточках под выдолбленным в скале навесом и кричал в приглушенный микрофон:
— Четверка, перенести огонь на сто тринадцатый… На сто тринадцатый, говорю!
Офицера, видимо, плохо слышали, и он уже с хрипотцой передавал по цифрам:
— Единица, единица, тройка…
Заметив поднимавшегося к нему незнакомого человека, офицер вдруг замахал красным флажком:
— Ложись!!
Севрюков прильнул к нецелованной с войны земле и ощутил смолистый запах хвои. Грохнул раскат. Его эхо замерло где-то за перевалом. Подполковник собрался поднять голову, но новый, еще более гремучий грохот вновь прижал его к земле. Лежал до тех пор, пока не услышал:
— Кто там?! Поднимайтесь!
Севрюков встал, отряхнул прилипшие к гимнастерке и брюкам мокрые хвоинки, зашагал по ступенчатым выдолбам вверх.
Перед ним стоял молодой капитан с загорелым, словно обожженным, лицом, по которому медленно сползали горошины пота. Невольно подумалось: «Какой юнец, а голос басовитый». Пристрастие к властному тону было давней слабостью Емельяна Петровича. Не любил он тихоголосых мямлей. Такие и потребовать как следует не могут.
Завидев перед собой подполковника, капитан поднес ладонь к козырьку:
— Командир батареи капитан Власенко. Разрешите узнать цель вашего прибытия?
Севрюков даже смутился от такого официального доклада, протянул капитану единственную руку: