Люди тут у нас
Шрифт:
— Эй! Только попробуйте пожаловаться учителю! — закричал Митчио.
А Акаи даже не посмотрел в нашу сторону, так он был сосредоточен на игре.
— Интересно, — пробормотала Канаэ-тян, — вряд ли у Акаи и Митчио есть деньги, чтобы столько играть!
Она была права. Только сейчас мы заметили, что чуть в стороне от мальчишек стоит какой-то малыш и каждый раз, когда заканчивается раунд, подает им очередные пятьдесят иен. Мы никогда раньше его не видели.
— Тут что-то нечисто, — снова пробормотала
Тот, кого мы приняли за маленького ребенка, при ближайшем рассмотрении оказался большой птицей. Но вместо четырех птичьих у нее было пять человеческих пальцев, и лицо тоже было скорее человеческим.
— Брысь! — крикнула Канаэ-тян, точно так же, как на кошку, только в десять раз громче.
С шумом захлопав крыльями, птица улетела. Акаи и Митчио ошалело смотрели на нас, будто только что очнулись от какого-то страшного сна. Оказалось, что за каждые полученные пятьдесят иен они должны были дать птице клюнуть их в задницу.
— Тьфу ты, очередной извращенец, — сплюнула Канаэ-тян и быстро забрала у мальчиков пятидесятииеновые монетки, которые те все еще продолжали держать в руках.
«Это не извращенец, это птица», — хотела сказать я. Но побоялась Канаэ-тян и не сказала.
После этого случая Акаи и Митчио какое-то время не ходили в школу. Учитель сказал, что у них ветрянка, но много лет спустя Акаи раскрыл мне секрет: у них с Митчио по всему телу вскочили нарывы в форме птичек, поэтому им пришлось ждать, пока все заживет.
Пытки
Митчио все время твердил о бронзовом памятнике, который он хочет, чтобы ему обязательно поставили.
— Что нужно для этого сделать? — спросил он у учителя.
Учитель отнесся к его вопросу серьезно.
— Есть два способа, — ответил он. — Можно стать очень известным, и тогда люди поставят тебе памятник. Или разбогатеть, и тогда за свои деньги можно поставить памятник самому себе, прямо у собственного дома.
Мы все посмеивались над Митчио у него за спиной. Единственной, кто не смеялся, была старшая сестра Канаэ-тян.
— В наши дни у детей совсем нет амбиций: мало кто из них хочет, чтобы ему поставили памятник, — сказала она.
— Ты так говоришь, будто ты сама и не ребенок вовсе, — заметила на это Канаэ-тян. В ее голосе слышалась скрытая угроза, но вместо того чтобы, как обычно, стушеваться, старшая сестра просто на это не отреагировала.
А ближе к концу года мы обнаружили, что Митчио и старшая сестра Канаэ-тян готовят государственный переворот, рассчитывая на то, что им поставят памятник.
Поползли слухи.
— Готовят переворот? Это как?
— Заключают пакты, подписывают секретные протоколы и тому подобное.
— Говорят, что они построили склад с бомбами и боеприпасами.
Старшая
— А где находится их склад с бомбами? — спросила я.
Канаэ-тян не знала где. Она допытывалась у своей сестры, но та ни в какую не сознавалась. Это бесило Канаэ. Отсутствие веских улик не позволяло учителю принимать решительные меры.
Правительство было свергнуто вскоре после Нового года. Специальные выпуски всех газет пестрели громкими заголовками: «Гостелекорпорация пала под натиском повстанческих отрядов, президент взят в заложники».
Вступили в силу законы военного времени. С утра и до самой ночи по государственным телеканалам крутили скучнейшие видеосюжеты, снятые повстанцами. Канаэ возмущалась, что отменили передачи «Советы для ЗОЖ» и «Ланч сараримана». Неужели она их смотрела? Трудно в это поверить.
Весной восстание было окончательно подавлено. Президента освободили, и все стало как прежде. Мы так и не узнали, какую роль во всем этом сыграли (если вообще сыграли) старшая сестра Канаэ-тян и Митчио.
Они исчезли вскоре после того, как восстание было подавлено. Но через полгода вернулись в школу. Сестра Канаэ-тян выкрасила волосы в ярко-рыжий цвет. Митчио носил под мышкой трубу и постоянно выбивал носком ботинка какой-то ритм.
Канаэ-тян донимала сестру расспросами, но та не обращала на нее ровным счетом никакого внимания.
Мы слышали от жителей соседних домов, что оба они — Митчио и сестра Канаэ-тян — прошли через пытки.
— Вас жестоко пытали? — спросила я Митчио шепотом во время утренней линейки.
Он покачал головой и сказал, что ему было очень даже приятно. Впрочем, что именно было приятно, он не смог объяснить.
В конце концов ему так и не поставили памятник. Но зато через пятьдесят лет появилось целых три монумента в честь старшей сестры Канаэ-тян. И ни один из них не имел ни малейшего отношения к государственному перевороту.
Ловля окуней
Похоже, в нашем городке объявился дипломат. Об этом нам рассказал Хатиро.
— Какой еще дипломат? — сплюнув, спросила Канаэ-тян.
— Ну такой, типа, который посредничает между двумя странами, член дипмиссии, типа, — ответил Хатиро, но Канаэ-тян этот ответ не удовлетворил.
— Как-то неопределенно.
— Ну такие уж они, эти дипломаты.
— А его кто-то видел вообще, дипломата твоего?
— Вроде дедушка-таксист сказал, что несколько раз его возил.
— Так у дипломата же должна быть машина с водителем. Какой-то неправильный этот дипломат, точно поддельный! — рассудила Канаэ-тян.