Люди зимы
Шрифт:
Только теперь Рути почувствовала, как холод пробирается под свитер и ползет по спине. Ночь была морозная и ясная, и в черном небе сверкали звезды. Подняв голову, она увидела созвездие Ориона и вспомнила, как отец учил ее находить звезды, составляющие Пояс Ориона, и проводить через них линию, указывающую на Альдебаран, который в свою очередь находился в глазу Быка – так называлось еще одно созвездие. Бык был знаком, под которым родился отец, и Рути нравилось думать (хотя она ни за что в этом бы не призналась), что папа продолжает следить за ней с небес.
Большую и Малую Медведицу
– Элис еще не отыскалась? – спросила Кендайс.
– Элис? – растерянно переспросила Рути. Она никак не могла сосредоточиться на разговоре.
– Твоя мама, глупышка! – Кендайс рассмеялась. – Ты ведь говорила, что она пропала…
– Но я, кажется, не говорила, как ее зовут.
– Значит, ее до сих пор нет? – В голосе Кендайс прозвучала какая-то странная надежда, словно отсутствие Элис Уошберн ее почему-то устраивало.
– Я сейчас повешу трубку! – выкрикнула Рути, чувствуя, как ею овладевает чувство, весьма похожее на панику. – Извините, что побеспокоила вас сегодня, но… Я, очевидно, ошиблась. Даже точно – ошиблась!
– Никакой ошибки не было, милая. – Теперь Кендайс говорила медленно и ровно, отчетливо произнося каждое слово, как разговаривают с несмышленым и, к тому же, сильно напуганным ребенком. – Прошу тебя, не вешай трубку. Мне нужно рассказать тебе о чем-то очень важном…
– О чем, например? – Пар, вырвавшийся вместе с этими словами изо рта Рути, ненадолго заслонил звездное небо.
– Например, о Ханне… – Теперь голос Кендайс дразнил, заманивал, искушал. – О моей милой малышке Ханне. В последнее время не проходит и дня, чтобы я о ней не думала. Я знаю, это звучит… глупо, но на самом деле я никогда не верила, что ее больше нет, и она никогда не вернется ко мне. Иногда я просто чувствую, что она где-то там, ждет, пока ее отыщут. – Она немного помолчала. – Ну как, будешь слушать?
– Да. – Это слово сорвалось с губ Рути почти помимо ее воли. Подавшись назад, она привалилась спиной к входной двери и снова стала смотреть на звезды, чувствуя, как от вида их сверкающих россыпей у нее начинает немного кружиться голова. Глядя в небо и прижимая к уху трубку телефона, она думала о химических элементах из периодической таблицы, из которых сделано буквально все: маленькие кексы, розовая глазурь, зеленые медведи. Все в мире тесно связано, поняла Рути. А раз все связано, значит, случайностей в мире почти не бывает.
– Да, – повторила она.
И дала отбой.
1908
Герти обожала стенные шкафы. Каждый из них был для нее, малышки, большим, как дом, как пещера, как сказочный замок. Она готова была сидеть там часами, чтобы, когда я полезу за одеждой или бельем, выскочить мне навстречу из-под кучи белья, застав меня врасплох. Однажды она так и заснула – в углу, на куче одежды, предназначенной
«Что ты здесь делаешь, моя козочка?» – спросила я.
«Я не козочка, – ответила Герти. – Я медведь в берлоге, который залег в зимнюю спячку».
Вот почем, проснувшись утром, я первым делом встала с кровати и направилась к стенному шкафу.
– Герти?! – позвала я. – Ты там?
Ответа не последовало, и я осторожно постучала.
Я была в одной ночной рубашке, и мне было холодно стоять босыми ногами на голом полу. В окно светило солнце, которое только что поднялось над холмами; его лучи заливали всю спальню мягким, розовым светом. В зеркале туалетного столика я увидела бледную, изможденную, болезненную женщину со спутанными волосами и темными кругами под глазами, горевшими лихорадочным огнем. Не удивительно, что Лусиус счел меня сумасшедшей.
Затаив дыхание, я ждала.
Прошла почти минута, прежде чем я услышала робкий ответный стук.
Герти!!!
Это была она, и никто другой!
Схватившись за ручку дверцы, я потянула ее на себя, но Герти крепко держала дверь изнутри. Я даже удивилась, откуда у такой маленькой девочки может быть столько силы.
– Герти, детка, пожалуйста…Выйди хоть на минуточку, я хочу на тебя посмотреть!
Но дверь по-прежнему не открывалась. Из шкафа донесся только негромкий шорох, и все стихло.
– Не бойся, – продолжала уговаривать я. – Папы нет. Он отправился в лес на охоту.
Я знала, что Герти не выйдет пока Мартин находится поблизости. Ночью мне пришлось подчиниться его настойчивым увещеваниям и вернуться в кровать, хотя я знала, что Герти уже здесь. Спать я, разумеется, не могла. Всю ночь я пролежала на боку, глядя на дверцу шкафа, и под утро увидела, как она приоткрылась примерно на дюйм, и в щели блеснули ее глаза.
Стараясь не разбудить мужа, я осторожно помахала Герти рукой.
«Здравствуй! – вот что означал мой жест. – Здравствуй, моя милая! Добро пожаловать домой, моя дорогая, любимая девочка!».
Наутро Мартин встал очень рано и сразу стал одеваться.
«Куда ты? – спросила я. – Еще даже не рассвело».
«Хочу подстрелить того большого оленя, – ответил он. – В лесу полно его следов, значит, он где-то близко. Хоть бы мне повезло, тогда нам хватит мяса до весны… Ты не волнуйся, прежде чем идти в лес я сам покормлю скотину и сделаю все, что надо. Ну а на обратном пути мне надо будет заглянуть в город – у меня там кое-какие дела, так что вернусь я только часам к восьми».
«Хочешь, я приготовлю тебе завтрак?» – спросила я и даже слегка приподнялась на локте. Я знала – ему будет приятно увидеть, что я не только могу встать с постели, но и готова заботиться о нем, как раньше.
Но Мартин покачал головой.
«Отдыхай. Я возьму с собой галет и кусок солонины», – сказал он и, прихрамывая, спустился в гостиную. Я слышала, как он выпустил собаку и стал возиться с дровами, разжигая огонь в печи. Потом Мартин собрал еду, снял с крючка ружье и, наконец, вышел, захлопнув за собой дверь. В окно я видела, как он идет через двор к хлеву. Как только Мартин исчез из вида, я выпрыгнула из постели и бросилась к шкафу.