Людовик IX Святой
Шрифт:
Напомнив о господстве великого хана над всем миром и о победах его предков и его самого над народами, оказавшими ему сопротивление, Хулагу, который гордился титулом «разгромившего коварные народы сарацинские, благосклонного ревнителя христианской веры», то и дело говорит о своей благосклонности к христианам в своей империи и в землях, где велась война, и сообщает королю Франции об освобождении всех христиан, захваченных в плен и уведенных в рабство в подвластные ему страны. В Каракоруме он с великим удовлетворением принял прекрасный пурпурный шатер, доставленный Андре из Лонжюмо, но у него было неверное представление об иерархии глав христианского мира. Он полагал, что Папа — единственный верховный правитель. Лишь много позже он понял, что Папа — духовный глава, а что самый могущественный христианский король — это король Франции, один из его друзей. Отвоевав Алеппо и Дамаск у мамлюков, Хулагу собирался напасть на Египет и разгромить его. Для этого ему нужен был флот, и он просил его у французского короля, который должен был знать о его обещании вернуть христианам Иерусалимское королевство.
В замешательстве Людовик и его совет выслушали только преамбулу и напоминание о владычестве хана, которое, пусть даже чисто теоретическое, претило королю
Людовик Святой упустил предоставившуюся возможность, и, таким образом, монгольское пространство вновь закрылось перед ним.
Но конкретное знание, которое Людовик получал из первых рук в Египте и Палестине, не могло заставить его расстаться с той мифической, умозрительной географией, которая служила основой представлений христиан о Востоке. Нет лучшего подтверждения этому таящемуся в душе образу сказочного Востока, чем описание Нила Жуанвилем.
Вот вначале реальный Нил, каким после древних греков и римлян, после византийцев увидели его Людовик Святой и Жуанвиль, находясь в Нижнем Египте, — таким увидели его они, таковы были рассказы очевидцев.
Прежде всего надо сказать о реке, которая вытекает из земного рая и протекает по Египту. Эта река отличается ото всех остальных; ибо чем ближе реки к своим низовьям, тем больше впадает в них небольших рек и речушек, а у этой реки вообще нет притоков; напротив, она протекает через Египет по единому руслу, а потом распадается на семь рукавов, которые разветвляются по Египту.
И после дня святого Ремигия семь рек разливаются по стране и затопляют собою равнины; и когда они возвращаются в прежнее русло, земледельцы выходят обрабатывать свои земли; делают они это плугом без колес и засевают землю пшеницей, ячменем, тмином и рисом; и все это всходит так дружно, что не требуется даже удобрений. И эти разливы приключаются, конечно, по воле Божией; ведь если бы не они, то в этих краях ничего не росло бы, ибо солнце там такое палящее, что все сжигает, так как в этих краях никогда не идет дождь. Река всегда мутная, и поэтому воду для питья набирают под вечер и, бросив в нее четыре миндальных ореха или четыре бобовых зерна, оставляют до следующего дня, и тогда она становится вполне пригодной для питья, поэтому недостатка в воде нет [988] .
988
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 103–105.
Но чем дальше к верховьям, тем большими чудесами полнится географическое описание:
А еще за пределами Египта люди имеют обыкновение забрасывать вечером в реку сети и, придя утром, находят в них те специи, которые продают на вес и которые притекают в эти места, а именно: имбирь, ревень, дерево алоэ и корицу. И говорят, что все это притекает из земного рая; ибо ветер валит деревья, растущие в раю, точно так же, как валит сухие деревья в этом краю; и то, что падает с этих деревьев в реку, купцы здесь продают. Вода этой реки обладает таким свойством, что когда мы подвешивали ее (в горшках из белой глины, изготовляемых в этой стране) на веревках в наших палатках, то в самое жаркое время дня она оставалась такой же прохладной, как родниковая вода.
Говорят, вавилонский султан [989] не раз пытался узнать, откуда течет эта река; и он посылал людей, которые, уходя, брали с собой особый хлеб, называемый печеньем, ибо он выпекался дважды; и они питались этим хлебом до возвращения к султану. И они сообщили, что поднялись вверх по реке и дошли до отвесной скалы, куда никто не смог подняться. С этой скалы низвергается поток; и показалось им, что на самой вершине горы великое множество деревьев; и сказали они, что увидели там разных невиданных диких зверей: львов, змей, слонов, которые сошлись и смотрели на них с берега реки, когда они плыли вверх по течению [990] .
989
Вавилоном (иначе — Новым Вавилоном, или Вавилоном Египетским) именовалось укрепление на одном из рукавов Нила, ныне — один из районов Каира. По легенде, дошедшей до нас от I в. до н. э., такое название дано потому, что некогда (ХIII в. до н. э.?) на этом месте находился поселок военнопленных из месопотамского Вавилона. Современные историки считают, что это искаженное греками древнеегипетское слово «Пер-Хапи-н-Он», то есть «дом на Ниле (др. — егип. Хапи) по дороге в Он» (иначе — Ану, греч. Гелиополь, город в дельте Нила на острове Рода). Название «Вавилон» исчезло в Египте вскоре после арабского завоевания в 640 г., но в Европе для обозначения Каира сохранялось до конца Средневековья, и правитель Египта назывался султаном вавилонским.
990
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 105.
В этом замечательном тексте переплелись мифическое (вера в реки, вытекающие из рая, то есть библейская география), рациональное сомнение в слухах («и говорят, что…»), опыт (вода, подвешенная в специальных горшках) и научное исследование, любимое занятие правителей мусульманских и христианских государств: вавилонский султан посылает людей в научную экспедицию, чтобы узнать на опыте, откуда вытекает река. И вновь оказывается, что Людовик Святой живет в переходную эпоху — между знаниями, коренящимися в мифе, и желанием знания, подтверждаемого опытом. Но Нил все еще характеризуется как научное чудо, предполагающее, что нет ни противоречия, ни разрыва между природой и мифом, между Египтом и раем. По мере продвижения к истокам одно сменяется другим. Есть, пожалуй, только одно место, одно природное явление, одновременно связующее и разъединяющее эти два мира: водопад, «высокая скала, куда никто не смог забраться… и откуда низвергается поток» [991] .
991
Le Goff J. Le merveilleux scientifique au Moyen Age // Zwischen Wahn Glaube und Wissenschaft / Hrsg. J.-F. Bergier. Zurich, 1988. P. 87–113.
В
В Цезарее Людовик Святой познакомился с человеком, побывавшим в Норвегии, и эта встреча расширила его географический горизонт до страны «белых ночей».
Итак, вернемся к предлежащему и скажем, что, когда король укреплял Цезарею, в лагере появился монсеньер Алернар Сененьянский и поведал, что свой корабль он построил в Норвежском королевстве, что на западной оконечности мира; и что когда он плыл к королю, то обогнул всю Испанию и должен был пройти через Марокканские проливы. Много бедствий он испытал, прежде чем добрался до нас. Король оставил его при себе десятым рыцарем. И он поведал нам, что в Норвегии ночи летом такие короткие, что совсем незаметно, когда заканчивается день и когда он начинается.
Тогда же в Цезарею прибыл некто Филипп де Туей, его дальний родственник, находившийся на службе у латинского императора Константинополя. Последний заключил союз против православного греческого императора, нашедшего убежище в Никее, с куманами (coumans, coumains) [992] , языческим тюркским народом, угрожавшим Венгрии. Филипп де Туей поведал Людовику Святому об их варварских обычаях: братство, скрепленное кровью и свежеванием собаки, погребение богатого воина вместе с конем, живым слугой и великим множеством золота и серебра.
992
В арабских и восточных источниках они называются «кипчаки», а в русских «половцы». Вспомним половецкие пляски из оперы А. Бородина «Князь Игорь». См.: Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 273.
Так Людовик Святой мысленно расширяет и населяет пространство, приходя то в ужас, то в изумление. Вознося благодарение Богу за столь великое разнообразие, которое по воле Божией или, по крайней мере, с его согласия существовало на земле, король смог уяснить для себя, что ему предстояло сделать: обратить эти народы в христианство. Его пространство было миром обращения.
В конце жизни ему захотелось присоединить к этому миру целый континент, который был ему совсем неведом, — Африку, то есть Северную Африку.
Хорошо выразил это стремление Гийом Шартрский: «Он заставлял своих людей помышлять о расширении и умножении веры в этих африканских областях» [993] . Расширить пространство христианской веры до Африки и ошибиться в расстоянии между Тунисом и Египтом — это Тунисский крестовый поход.
Таково было пространство Людовика Святого, неполное, фрагментарное, но объединенное чувством универсальности христианского вероучения и всемогущества Бога, которому надлежало осуществляться повсюду. Эта одержимость верой еще более сильна в его постижении времени.
993
Guillaume de Chartres. De Vita et de Miraculis… P. 36.
Время Людовика Святого
Распорядок времени. — Цикличное и литургическое время. — Людовик Святой и время истории.
В эпоху Людовика измерение времени было эфемерным, ибо длительность происходящего была множественной, фрагментарной. Только к концу ХIII века появились первые механические часы [994] . Нередко неизвестны даты рождения даже самых великих людей, а значит, и их точный возраст. Нумерация королей, князей, представителей больших династий еще малоупотребительна и грешит множеством неточностей. Людовик Святой при жизни вовсе не был Людовиком IX. Впервые систематическая нумерация французских королей появилась в хронике Примата, работа над которой началась по повелению Людовика, а завершилась в 1275 году, вскоре после смерти короля. Дни гораздо чаще связывались с именем того или иного святого, чем с числами месяца. Людовик Святой жил в многообразии неуловимого времени.
994
В середине — второй половине ХIII в. известны описания механизмов, напоминающих часовые, но, во-первых, мы не знаем, были ли они построены, а во-вторых, они предназначались для кунштюков или демонстрационных приборов, а не для измерения времени. Насколько известно, первые башенные часы были построены в Англии, в Вестминстере, в 1288 г. В 1306 г. впервые упоминаются часы в Милане; они имели лишь часовую стрелку. Около 1326 г. знаменитый английский механик, сын кузнеца, аббат Сент-Олбанского монастыря, Ричард Уоллингфорд, создал часы, названные им «Альбион», то есть «Англия». Они показывали фазы Луны, положение Солнца среди созвездий Зодиака и, главное, имели минутную стрелку, которая, впрочем, не вошла в обиход до конца XV в.: течение времени воспринималось неспешным. В 1344 г. в Падуе строит башенные часы Джованни (или Джан-джакомо) де Донди, прозванный Орологиус, то есть Часовщик. Ему же принадлежат созданные после 1348 г. часы-календарь, показывавшие день, фазы Луны, расположение созвездий (но опять же без минутной стрелки), а также первое дошедшее до нас описание собственно часового механизма. Не слишком надежные источники указывают на то, что первые механические часы с боем (существовали водяные часы, в которых бронзовый шарик каждый час со звоном падал в чашу — такие часы Фридрих II Штауфен получил в дар от египетского султана в 1232 г.) появились в Милане в 1335 г. Достоверно известно, что подобные часы построил в Париже часовщик Анри Вик. Они били дважды в сутки — 24 раза в час заката и один раз час спустя. Часы, отбивающие каждый час, появились после 1380 г. в Нюрнберге (Германия) и около 1396 г. в Солсбери (Англия).