Людовик IX Святой
Шрифт:
Этот перелом в иконографии свидетельствует об основополагающих культурных и ментальных процессах XIII века, современником которых был Людовик Святой. Это было торжество повествования. По образу и подобию Ветхого Завета и жития Христа главной исторической формой как в истории, так и в произведениях живописи и литературы стали жития. Так, исполняя решение генерального капитула доминиканского ордена в Париже в 1256 году, Жерар де Фраше написал жития доминиканцев [1045] — и здесь вновь тон задают нищенствующие ордены. Современникам подается идея жития как связной хроники, что выходило за рамки традиционной модели жития святого, за рамки агиографии. Людовик Святой мыслил свое существование как историю жизни, и под этим же углом виделась она и современникам. Безусловно, этот расцвет новой биографической концепции — самый веский аргумент в оправдание биографии Людовика Святого.
1045
Gerard de Frachet. Vitae Fratrum ordinis Praedicatorum necnon Cronica ordinis ab anno МССIII usque ad MCCLIV. Louvain, 1896.
С другой стороны, значение, придаваемое батальным сценам и реалистическому изображению вооружения воина (оружие, доспехи, осадные механизмы), которые можно видеть в Псалтыри Людовика Святого, наводит на мысль об актуализации батальных сцен Ветхого Завета,
Как бы то ни было, но о том же свидетельствует и другая рукопись, которая, как точно известно, не была заказана королем и которую он почти наверняка никогда не видел: речь идет о тексте коронационной литургии французских королей, отправляемой около 1250 года и называемой поэтому ordo 1250 года. Она уникальна своими иллюстрациями: восемнадцать миниатюр рассказывают о церемонии коронации. Вероятно, этот документ был предназначен для епископа Шалона-сюр-Марн, викария архиепископа Реймсского, главного действующего церковного лица при помазании на царство [1046] .
1046
Вместе с Ж. К. Бонном я представил и прокомментировал эти миниатюры в 1985 году на коллоквиуме о коронациях в Торонто, материалы которого опубликованы: Le Goff J. A Coronation Program for the Age of Saint Louis // Coronations… P. 46–57; Bonne J.-CL The Manuscript of the ordo of 1250 and its Illuminations // Coronations… P. 58–71. Мы думаем осуществить научную публикацию (с комментариями) этой рукописи в ее литургической части и иллюстраций при участии Э. Палаццо. См. ил. 13 и 14.
В рисованном рассказе о церемонии коронации важную роль играет сосуд со священным елеем (напоминание об исключительном и чудесном помазании короля Франции) и королевские инсигнии, — неизменен характер ритуала этой церемонии для короля Франции, почетна роль пэров Франции, зыбко равновесие между Церковью и королевской властью, что характерно для политики Людовика Святого и взаимоотношений между церковной и королевской властью в середине XIII века [1047] .
Миниатюры не содержат точного описания церемонии, безымянны и действующие лица, начиная с изображенного на них короля. Но в них закрепляется и распространяется, пусть даже в очень узких границах, тот образ, который Людовик Святой хотел придать королю Франции, помазаннику Божьему. Никогда прежде сцены коронования не изображались на рисунках, да и после этого они появятся только в коронационном ordo Карла V в 1364 году, где будет вполне реалистично изображен потомок Людовика Святого. Эти миниатюры вновь иллюстрируют взаимоотношения между искусством и политикой. Вернее, они показывают, как Людовик Святой укреплял если не «королевскую религию», то, по крайней мере, божественный характер французской монархии и его проявление.
1047
Именно такой контекст приписывает Ф. Бюк одной «морализованной Библии», то есть Библии, снабженной комментариями и глоссами, изготовленной во второй четверти XIII века и поднесенной Людовику Святому; ныне она хранится в разрозненном виде в Париже (Национальная библиотека, Ms. Lat. 11560), в Оксфорде (Bodleian 270 В) и в Лондоне (Британский музей, Harley 1526, 1527). Отдельные миниатюры подсказали Людовику Святому образы библейских королей согласно интерпретациям глоссаторов XIII века.
См.: Вис Ph. L’Ambiguite du livre… P. 189 sq.
Уникальным было и интеллектуальное окружение Людовика Святого. Тринадцатый век — великое время расцвета факультетов искусств и богословия Парижского университета. Это время, когда новые нищенствующие ордены закрепили коренное интеллектуальное обновление; среди них важнейшая роль принадлежит доминиканцам (известным в Париже как «якобинцы», ибо их монастырь стоял на пути паломничества в Сантьяго-де-Компостеллу), которым их основатель святой Доминик (умер в 1221 году) указал путь видения; и францисканцам, или кордельерам, которые в конце концов заняли свое место в высшей науке богословия, хотя Франциск Ассизский (умер в 1226 году, в год восшествия на престол Людовика) очень долго, чуть ли не до самой смерти, презирал ее.
Если мы хотим избежать вымысла, голословных утверждений о «веке Людовика Святого» [1048] и чисто риторического сближения святого короля, влияния Парижского университета и великих интеллектуалов, работавших в нем, то следует вначале признать, что Людовик Святой общался только с двумя известными, но не самыми знаменитыми, магистрами своего времени: парижским каноником Робером де Сорбоном и доминиканцем Винцентом из Бове.
Труды Робера де Сорбона (родился в Арденнах в 1201 году, умер в 1274 году в Париже) изданы не полностью и изучены не основательно [1049] . Точно известно, что это преимущественно проповеди, что и привлекало такого горячего их приверженца, как Людовик Святой. Каноник нам известен, и, представляется, известен хорошо, ибо Жуанвиль с присущей ему живостью не раз говорит о нем в «Истории Людовика Святого». И тот и другой, нередко одновременно, оказывались рядом с королем. В изображении Жуанвиля они, похоже, являют пример неразлучного тандема: такие разные (клирик и мирянин, старый и юный), вечно ссорящиеся по пустякам, вечно ревнующие друг к другу и жаждущие, чтобы именно ему король уделил больше внимания, и в то же время настоящие друзья, связанные взаимным уважением и любовью. Людовика Святого забавляло (мило, не правда ли?) ссорить их и заставлять теряться в догадках, кому же он отдает предпочтение.
1048
Ж. Ле Гофф полемизирует здесь с распространенным в традиционной историографии (в особенности во Франции, но не только) принципом периодизации: некая культурная эпоха (совершенно необязательно 100 лет, здесь «век» — это период) обозначается по имени правителя, ибо мыслится, что именно он определяет лицо эпохи, именно он ее организуег. Так появляются «век Перикла», «век Людовика XIV» (он же «Великий век»), «елизаветинская эпоха», «екатерининская эпоха» и т. п.
1049
Glorieux P. Aux origines de la Sorbonne. P., 1966. T. I.;
Beriou N. Robert de Sorbon // Dictionnaire de spiritualite. P., 1988. T. 13. Col. 816–824; Idem. Robert de Sorbon: Le prud’homme et le beguin // Comptes rendus de l’Academie des inscriptions et belles-lettres. 1994. Avriljuin. P. 469–510;
Gabriel A. L. Robert de Sorbon at the University of Paris // The American Ecclesiastical Review. 1956. Vol. 134. P. 73–86.
Жуанвиль, рыцарь, аристократ, сенешал, без тени смущения напоминал
Получив в Париже степень магистра искусств, а затем магистра богословия, Робер стал каноником в Камбре, а затем в 1258 году в Париже. Он прежде всего магистр богословия, имевший школу в Париже, и один весьма благородный свидетель говорит о том, что он считался одним из самых блестящих магистров университета наряду с Фомой Аквинским, Бонавентурой и Жераром д’Абвилем. Впоследствии его личность совершенно заслонило его же творение, получившее всеобщее признание и известность.
Должно быть, Робер был одним из исповедников Людовика Святого. В этом — еще одно объяснение его близости к королю и, вероятно, влияния на него. Он, как и Людовик Святой, — человек совести. Среди его кратких трактатов имеются руководства, которые, по мнению Н. Берну, являются «образцами экзамена совести». Вот полезный человек для Людовика Святого, человек, который может помочь обрести спасение, что гораздо важнее для короля, чем высоты университетского богословия. Впрочем, добрый каноник «возмущается увлечением некоторых клириков, которые занимаются изучением звезд и метафизикой или тщетой спекулятивной теологии». Он интересуется Аристотелем, но цитирует его гораздо реже, чем Сенеку или Катона. Он — запоздалый продукт и ученик «Возрождения» XII века. Ему нравится быть пастором, а больше всего — благотворителем. Будучи белым монахом, он симпатизирует братьям нищенствующих орденов и их духу покаяния, их смирению и восхищается тем, что в любое время года они ходят босиком.
Ничего удивительного, что он пленил Людовика Святого, который в свою очередь, несмотря ни на что, держал его на расстоянии, как, впрочем, и Жуанвиля, подшучивая над ним, но не свысока [1050] .
Однако самым близким Людовику Святому «интеллектуалом» был доминиканец Винцент из Бове [1051] , взявшийся, вероятно, по повелению короля и ведя своего рода диалог с ним за ученый труд. Винцент родился около 1190 года в Бове, учился в Париже в конце правления Филиппа Августа и вступил в орден доминиканцев скорее всего незадолго до основания монастыря Святого Иакова в 1218 году. Вероятно, он принимал участие в основании монастыря проповедников в Бове в 1225 году, вице-приором которого он стал. Знакомству около 1243–1245 годов с Людовиком Святым Винцент обязан Радульфу, вероятно, одному из первых аббатов нового цистерцианского аббатства Ройомон в диоцезе Бове, основанного королем, который часто бывал там. В 1246 году Винцент был назначен лектором (учителем) в Ройомоне.
1050
Добрый каноник не всегда был уступчив в своей религии. Вот как его ученый издатель 1902 года Ф. Шамбон (он был библиотекарем в Сорбонне) характеризует изданный им краткий трактат Робера «О совести» («De conscientia»): Тема этого трактата — Страшный суд, который автор сравнивает с экзаменом на лиценциат; канцлер — Бог, ангелы — заседатели, но небесный экзамен гораздо строже университетского, ибо, если не ответить на один-единственный вопрос, тебя тут же прогонят, то есть обрекут на адские мучения, и не на год, как провалившихся на экзамене, а навеки. Итак, очень важно досконально знать книгу, по которой будут задавать вопросы, книгу совести… Чистилище (во что верит Людовик Святой) Роберу неведомо (Robert de Sorbon. De conscientia / Ed. F. Chambon. P., 1902).
1051
Lusignan S. Preface au «Speculum maius» de Vincent de Beauvais: Refraction et diffraction, Montreal, P., 1979;
Vincent de Beauvais… Студия Винцента из Бове в Нанси, восстановленная М. Помье-Фукаром под руководством Я. Шнайдера, занимается важными исследованиями и публикует специальные выпуски: «Spicae». Студия исследований средневековых текстов Нанси, Фонд Ройомона и Монреальский университет организовали в 1995 году в Ройомоне «круглый стол» на тему «Винцент из Бове, брат ордена проповедников: доминиканец и его интеллектуальная среда».
Людовик повелел ему составить энциклопедию или участвовать в работе над ней, которая уже велась. Вот тот тип сочинения, который захватил Людовика Святого, сумма знаний, которой должен обладать безупречный человек, а не сочинение высокого богословия, вроде сумм, принадлежавших великим современным университетским умам наподобие Александра из Гэльса или Гийома Овернского, епископа Парижского (в 1228–1249), который тем не менее был его советником и другом, Альберта Великого или Фомы Аквинского. Тринадцатый век — не только великий век богословия, новаторского богословия, но и в меньшей степени великий энциклопедический век [1052] , когда было собрано множество фактов и идей, появившихся за последние двести лет, особенно в бурный и созидательный XII век [1053] , и когда в свойственном ему духе возникло намерение составить опись, классифицировать и упорядочить это новое ведение. Тринадцатое столетие — век классифицирования и классификаций во всех областях, научно-технической, интеллектуальной, социальной, политической и религиозной; век упорядочивания университетов, корпораций, юридических кодов, примиренческих регламентаций, ордонансов (знаменательное слово в двух значениях «ordonner»), энциклопедий и сумм. И здесь Людовик тоже — человек своего времени, ибо и он насквозь пропитан порядком. Справедливость, мир — это принципы и достоинства порядка. Между прочим, он утверждает, делая вывод из того, что видит и постигает на личном опыте, что христианам нередко приходится нелегко в сфере науки из-за тех, кто с ними спорит и им противоречит, — из-за еретиков, иудеев, мусульман. Энциклопедия должна стать для короля и христиан арсеналом знаний, идей, оружием в ученом споре.
1052
Le Goff J. Pourquoi le XIIIe siecle estil un grand siecle encyclopedique? // L’enciclopedismo medievale / A cura M. Picone. Ravenne, 1994. P. 23–40.
1053
Из огромной библиографии по XII веку и по так называемому «Возрождению» ХII века выделю следующую замечательную книгу: Pere Chenu. La Theologie du ХIIе siecle…, которая выходит за рамки своего названия или, вернее, выводит его во всех измерениях в глубоко историческом духе.