Людозвери
Шрифт:
Помощник Федора, молодой парень, стоя рядом с машинистом, с интересом поглядывая на гостью,
— Вы, девушка, только прячьтесь, — он показал на место со стульчиком в дальнем углу кабины, — Когда я вам скажу, я все камеры по пути следования знаю! — хвастливо добавил помощник,
— Он знает, — подтвердил Федор,
— Буду прятаться, — Виола улыбнулась, — Прямо как от гаишников!
Электропоезд тронулся, и Виола отправилась в новую жизнь, с любимым мужчиной, полную свежих впечатлений и ежедневных радостей.
— Можно? — спросила она, когда поезд
— Валяй! — разрешил Федор, молодая женщина встала у бокового открытого окна, слегка высунув голову. Ветер трепал ее белокурые волосы, горы бежали навстречу, обгоняя друг друга. Счастье, безмерное счастье накрыло Виолку с головой, полностью, от макушки до пяток!
Родители Федора жили на окраине Туапсе в большом двухэтажном доме. Огромный земельный участок, одним боком упирающийся в морской берег, был засажен фруктовыми деревьями и кустарниками. Сами родители, шестидесятипятилетние, ведущие исключительно здоровый образ жизни, еще крепкие Мария и Никифор, обрадовались приезду сына с подругой. Они понимали некую уцененность выбора их сына, девушке было уже под тридцать, но и их тридцатипятилетний сын был тоже уже давно не мальчик.
Ранее Федор, влюбленный с детства исключительно только в паровозы, не был замечен в связях с женщинами, что доставляло родителям некое неудобство. Крепкое хозяйство, у самого синего моря, нуждалось в наследниках, коими и должен был обеспечить пенсионерв их сын-железнодорожник. Стройная блондинка с пронзительно голубыми глазами и изгибисто-амфорным тазом, обещающим хорошую родовую деятельность, в принципе, подходила для производства здорового потомства.
— Виолочка, — интересовалась Мария, — Ты не куришь?
— Нет, что вы, — смущалась молодая женщина, не выносившая даже на нюх, в принципе, ни сигарет, ни алкоголя,
— Виолочка и не пьет, — добавлял Федор, обнимая ее за плечи,
— Вот и славненько, — вторила Мария, — Детки у вас будут и красивые, и здоровые.
— Все болезни от водки и сигарет, — вступил в беседу отец Федора, — Вон соседи, наследничка себе по пьянке больного сляпали, и теперь возят его на коляске, уже и пить бросили, а ничего не исправить.
У Виолы сильно сжалось сердце, она вежливо улыбнулась и, встав с кресла, подошла к виноградной беседке. Бескрайнее море синего цвета, цвета глаз ее сыночка Богдана, от края до края разливалось перед глазами.
— Все как-нибудь уладится, и Богдаша будет купаться здесь, его болезнь отступит и все мы будем счастливы! — успокаивала себя женщина.
Тамара Николаевна, мама Тимура уже скоро месяц, как лежала в роддоме в отделении патологии беременных. Женщина очень переживала по этому поводу, боясь, как бы это все, ее плохое самочувствие и нервозность, она впервые была в разлуке с сыном, не повлияли на девочку, а то что будет дочка ей уже сказали на последнем УЗИ, до этого ребеночек лежал в таком ракурсе, при котором определение пола было невозможно.
Хотя первую беременность Тамара Николаевна носила совершенно беспроблемно, легко и родила, как ей и сказали, здорового мальчика.
Мальчик постепенно перестал говорить осмысленно, только повторял услышанное и полностью ушел в себя, муж, отец Тимура, тоже ушел, только не в себя, а к другой женщине, вскоре у него родился здоровый ребенок, и он прекратил всяческие отношения с бывшим сыном и бывшей женой.
Тамара Николаевна жила сыном, мальчик все понимал, помогал по хозяйству, но существовать самостоятельно от матери не мог. Женщина практически смирилась со своей участью, но случился этот скоропалительный, одноразовый романчик на работе во время злополучного суточного дежурства.
Тамара до сих пор не понимает, как удалось этому командировочному айтишнику, в срочном порядке настраивающему компьютер в кабинете у заведующей, уговорить ее, уже давно забывшую свою гендерную принадлежность, на эту кратковременную связь?
Парень был моложе, значительно моложе ее самой, хотя уже и женат был, он так заразительно смеялся, выставляя большеватые, крупные зубы. От него веяло молодостью, веселой беззаботностью и чем-то тем неуловимым, чего у Тамары не было, нет и уже не будет.
— Тамарочка, — шептал он ей на ухо, — Жизнь скоротечна, давайте пользоваться моментом,
И она попользовалась моментом, забеременев, как говорится, от одного чиха.
Теперь, доставая своего врача очередными вопросами, она пыталась вычислить вероятность рождения, не дай бог, опять, больного ребенка.
— Понимаете, у одной и той же пары существует вероятность, такие прецеденты есть, и не мало, когда рождается второй ребенок тоже с аутизмом, но в вашем случае, — доктор посмотрел на кусающую губы женщину, — Но в вашем случае, если я правильно понял, отец у девочки ведь другой?
— Да, мы расстались с отцом первого ребенка, — сказала Тамара,
— Значит, вероятность рождения у вас больного ребенка не больше, чем у любой другой среднестатистической женщины, — добавил доктор.
— Не больше, чем у другой среднестатистической женщины. — как мантру, повторяла теперь Тамара.
На следующее утро
Тамаре Николаевне не спалось в отделении патологии беременных, она сунула отекшие ноги в мягкие, растоптанные тапочки, и, стараясь не разбудить своих товарок по беременным патологиям, на цыпочках, на сколько ей позволял ее обширный живот, выскользнула в коридор.
— Ядвига Дмитриевна, — женщина стояла возле темного окна, придерживая створки халата на груди,
— Я прошу извинить меня, — она немного откашлялась в сторону, — Мне сказали, что вы сегодня воспитатель в дежурной группе,