Люсипаф

Феникс Кока

– Давай, тебя успокою, - проговорила она осторожно из этого положения.

"Чтобы это могло значить?!" - ушки на макушке.
– Да не успокоиться мне!
– резко встал Лопоухий, половичка скрипнула.
– Я у Пафнутия был...
– Ну, женатый человек, - отрекомендовала того Подруга. "Значит, не знает еще!" встрепенулся Лопоухий, и решил почему-то умолчать о том, что у него найдена порча.

– Ладно, Юра, мне как-то нехорошо. Я уйду, - не глядя в сторону расположившейся на полу Подруги, проговорил Лопоухий.

–

Тебе что, Женечка не понравился?
– начала заупокойно та.

– Причем тут Женечка. Мне одному побыть надо!
– чуть не закричал Лопоухий.

– А, ну ладно, - спокойно произнесла Подруга и снова схватила очутившегося под боком котика.
– До свидания!

– До свидания, Юра, - скрипнул напоследок лимонным деревом Лопоухий, прикрыл за собой дверь и...

– Ф-ф-у-у-к, - дунула в мордочку Персидскому Шаху Подруга, - Пади, - и выпустила бестию из рук.

* * *

Женечка Клюковякин шел против ветра. На закате торжествующе играло с облаками солнце. Оно стягивало их к себе голубыми ладошками, и, как возница, неслось к западу, обдувая Женечку свежим балтийским ветром.

– А-а, - басил Женечка арию Зороастра из Моцартовой "Флейты", - а-а.

Волосы его взметались упругими воздушными потоками, и сердце пронизывало насквозь нескончаемой, казалось, радостью:

"Оленька была беременна! Значит, конец второго распроклятого этажа в Юриной благоухающей хижине, значит, улетает аллергия от его Персидского Шаха, значит, жизнь совершенно меняется, - конец аккомпаниментам, словом...

– Я становлюсь мужчиной!
– закричал Клюква, и сорвал панамку и зеленые линзы.

– По ветру ее, легчайшую паутинку!
– и понеслась панама.

– Вдребезги!
– и разлетелись очки. Женечка сбросил пиджак, галстук, рубаху, оставшееся и побежал, высоко подкидывая колени, в море. Он падал, плескался, глотал соленоватую воду и вдруг, когда ушла из-под ног земля, поплыл важно и торжественно как Орфеева голова.

– Чудеса, - фыркая произнес он, когда захотел взмахнуть руками, и почувствовал, что их у него не было.

Ног?
– нет. Туловище?
– какое! Голова качалась в волнах Финского залива, мягко жмурилась от выскочившего из-за облаков солнца и фыркала:

– Чудеса! Тут он проснулся. За окном то ли лил дождь, то ли шел снег. Странно, - сказал Женечка, и долго лежал еще так, покрытый до подбородка зеленым верблюжьим одеялом, рассуждая: какая Оленька, зачем она забеременела?

Мысли его плавно зашли в тупик, и позвонила как раз Подруга.

– Юрик, представь!
– пересказывал ей свой сон Женечка.

– Вот так-так, - такала перетрусившая Подруга. "А вдруг сбежит к теткам!
– саднило ей задницу.
– Вдруг сон в руку?! Сегодня у нас что, пятница? Ах ты, беда!"

Но пересилив свои эмоции и взяв нить разговора в собственные руки, она спросила:

–

А ты был у Люси?
– Нет, - живо ответил Женечка.
– Сейчас пойду. Правда, погода... Но дело не терпит отлагательств, правда?

– Правда, юноша, правда, истинная правда. А потом, надеюсь, ко мне? Пообедаем вместе!

– Ах, конечно, Юрочка!
– улыбнулся Женечка и попрощался. "Какая Оленька? Странно!" - закрыв на секунду глаза, подумал он, и откинул одеяло со своего свежего утреннего тела.

* * *

"Непременно уже третий глаз себе наел бананами", - завистливо поглядывал на Фефелу Лопоухий. А тот скрипел о соотношениях, движениях, положениях. Асцедент, десцедент, гомодромы, дорифорий - лезли все вместе эти труднопроизносимые термины Лопоухому в уши, расчленяя его голову на множество мелких деталек. Нижняя губа у него отвисла, уши сникли, будто завяли вдруг.

"Вот", - негодовал он на себя, и в то же время жалуясь себе самому, "Не снял порчу! Теперь в дураках и нахожусь. Эти-то, небось, хохочут над Владиком, а уж, верняк, сбегали по-тихому и все сняли давно. Потом и банановая струя... И почему я бананы не люблю?!"

– Типичная Рыба, - продолжал Фефела, - ну это и наглядно просматривается в космограмме.

– Как Рыба?
– ударил даже себя по ноге Маргинальный Морг.
– Ой! Гете же Дева.

– По рождению, - ничуть не смутился Фефела.
– А я имею ввиду сейчас гороскоп смерти. Рождение нам интересно как дата, да и то приблизительно. Ибо в гороскопе учитывается другое, впрочем, кухня довольно сложная, чтобы здесь...

– Так вы гороскоп смерти составляете?
– заерзал на стуле Маргинальный Морг.

– Да, - победно оглядел всех Фефела.
– Именно. "Вот это высший пилотаж!" - завибрировал Маргинальный Морг.
– А, а, а, как?!
– цеплялся за соломинку Маргинальный Морг.
– Да также, как и Гете, - ответил Фефела.
– А Гете как?

"Как-как? Какарак!" - негодовал про себя Пафнутий. Он возненавидел Маргинального Морга. "Вот упрямый баран!" - ругался он при Люси.
– "Все, все уже выявили, а этого на стул посадить - целое событие. Ну сядь ты, посиди минутку. Я ж тебе добра желаю!" - кричал обычно Пафнутий.
– "Вот-вот", поддакивала Люси.
– "Вот-вот!"

– А Гете взял и построил, а если вы, Юра, хотите, то я и вам могу эту услугу оказать.

– Так ведь Гете себе сам составил...
– начал Маргинальный Морг.

– Но ведь ты же не Хете, Юра!
– вскочила в разговор Люси.

– Нет, - согласился Маргинальный Морг. Установилась тишина.
– А можно порчу посмотреть?
– нарушил молчание Маргинальный Морг.
– Конечно, Юра, Пафнутий ожил, задвигал ладошками, шлепнул стул, встряхнул коробочком со спичками.

– Ну, я пойду, Владик, - начал подниматься Фефела.