Лютер. Книга 1. Начало
Шрифт:
Если вы в самом деле чего-то хотите, не ждите до тех пор, «пока не настанет время». Если будете ждать, оно не наступит никогда!
Когда вы несчастливы, не ищите уединения. Хватайте трубку телефона!
Не ждите, пока все станет безупречно. Если будете дожидаться, когда окончательно
Вы не можете заставить кого-нибудь быть счастливым. Но вы можете ему в этом помочь.
На этот список он смотрит долго, очень долго… Дверь, ведущая в садик позади дома, открыта; через нее тянет холодом и сыростью. Лютер проходит туда, опустив на всякий случай голову. Снаружи, примостившись на низкой садовой ограде, сидит Теллер, прихлебывает из большого пластикового стакана магазинный кофе. Вид у нее измученный. Тусклое утреннее солнце поблескивает на очках; на одной из линз виден отпечаток пальца.
— Эй! — допив кофе, окликает она молодого констебля. — Как дела, Шерлок?
И отшвыривает прочь пустой стакан.
Лютер садится рядом, ссутулившись в своем пальто. Глядя на ее макушку, ощущает невольный прилив нежности. Он любит Роуз Теллер за ту дерзкую независимую поступь, которой она шагает по миру.
— Так о чем ты хотел попросить меня? — вспоминает она.
— Да так, ни о чем.
— Точно?
— Ничего, это может подождать.
— Что ж, ладно.
Она встает, разминает кулаком поясницу. Затем уводит Лютера с собой — искать судмедэксперта.
Фред Пенман похож на стог сена, упакованный в полосатый костюм-тройку. Седые бакенбарды котлетками, длинные снежно-белые волосы, схваченные сзади в хвост. Прежде он любил попыхивать «ротмансом», но теперь ему этого не разрешают: нельзя, и точка. Вместо этого он пожевывает фальшивую сигарету, катая ее во рту, как зубочистку.
Пожимая руку Пенману, Лютер чувствует, как внутри нарастает холод. Это выходит адреналин. Хорошо бы поскорее что-нибудь съесть, иначе начнет пробивать дрожь.
— Какие, no-вашему, шансы у ребенка — при самом наихудшем раскладе? — задает он вопрос.
Пенман вынимает изо рта сигарету:
— А что вы вообще подразумеваете под словами «наихудший расклад» в подобной ситуации?
Лютер пожимает плечами. Он не знает.
— Представим, что налицо у нас здоровый, доношенный плод, — говорит Пенман. — Остается лишь гадать, что преступник или преступница с ним проделали. Прежде всего, они слой за слоем разрезают живот миссис Ламберт. Предположим, что используются чистые, острые инструменты. Тогда я мог бы сказать, что ребенок успешно извлечен.
— Под «успешно» вы…
— Да, я подразумеваю — живой.
— И сколько же он способен прожить?
—
Лютер кивает. Вид у Пенмана скорбный. Он — дед.
— Мы думаем о младенцах как о каких-то заморышах, — говорит он со вздохом. — Все из-за инстинктов, которые они в нас пробуждают, — глубинных, врожденных, подсознательных. А между тем эти фитюльки могут быть очень даже стойкими. Эдакие свирепые машинки по выживанию. Куда более выносливые, чем мы думаем.
Лютер ждет. В конце концов Пенман говорит:
— Рассчитывайте процентов на восемьдесят.
Лютер стоит без слов.
— Тук-тук, — окликает Пенман, — есть кто-нибудь дома?
— А? Прошу прощения.
— А то мы вас вроде как потеряли, на минутку.
— Я просто пытался разобраться в том ощущении, которое у меня вызвал этот ответ.
— Просто молитесь Богу, чтобы ребенок достался женщине.
— Это отчего же?
— Потому что если его взяла женщина, она, по крайней мере, попробует о нем позаботиться… — Фраза обрывается — Пенман не в силах ее закончить.
— Это была не женщина, — говорит Лютер. — Женщины не нападают на женщин, когда те дома, в постели с мужьями.
Пенман издает долгий невеселый свист.
— Мы, знаете ли, всякое видали, — говорит он. — Досужим домыслам у нас в голове не должно быть места.
С этими словами он снова кидает в рот пластиковую сигарету и, нажевывая, перегоняет ее языком из одного угла рта в другой. Похлопав Лютера по руке, он говорит:
— А вот вы в моих мыслях останетесь.
Лютер благодарит его и возвращается к сержанту Хоуи, дожидающейся его у оградительной ленты. Они проходят через редеющую толпу, на заднем фронте которой народ уже притомился стоять на цыпочках. Приближаются к обшарпанному «вольво». Лютер бросает Хоуи свои ключи. В машине холодно, попахивает фастфудом и подопревшей обивкой.
Хоуи заводит мотор, ищет тумблер обогревателя и включает его на полную мощность. Тот немилосердно гудит.
— Нарыли что-нибудь о жертвах? — интересуется, пристегиваясь, Лютер.
— Пока еще рановато что-либо утверждать, но компромата, судя по всему, нет. Из того, что нам известно, ясно одно: они действительно были друг другу верны. Единственное темное облачко — это, возможно, нелады с зачатием.
— Вот как? Они делали искусственное оплодотворение?
— В том-то все и дело, босс…
— Шеф.
— В том-то все и дело, шеф. Пять лет попыток экстракорпорального оплодотворения — и все впустую. Тогда они машут на это дело рукой и подумывают об усыновлении. Год с лишним назад миссис Ламберт от ЭКО отказывается, и тут вдруг — бац, и она понесла.