Лютый гость
Шрифт:
Однако, приступив к исполнению своего плана, малолетний хитрец столкнулся с неожиданным препятствием: лестница была завалена разномастными коврами, половиками и паласами, которые нерадивая бабка собиралась, но не успела почистить к Пасхе, а потому не придумала ничего лучше, чем просто свалить в кучу на пути в подвал, где они, по ее мнению, не будут мешать гостям. Быть может, она надеялась, что ее сынок, просить которого о чем-то было бессмысленно, сам заметит этот бедлам и предложит вынести тяжелые ковры в сад. Сынок ковров не заметил и сильно осложнил тем самым положение Вилли, которому нечего было и думать о том, чтобы перебраться через всю эту кучу, едва ли
Постояв некоторое время перед горой вонючих половиков, мальчишка решил-таки попытаться расчистить себе путь на волю и потянул за один из них, пробуя «гору» на прочность. Но половик был придавлен другими и с места не сдвинулся. Тогда Вилли попробовал протолкнуть вперед самый верхний небольшой ковер в надежде, что тот скользнет в подвал и освободит достаточно широкий лаз. Поначалу ковер подался и стал тихонько съезжать с кучи своих «товарищей», но вскоре застопорился, упершись во что-то. Бывший узник кладовки разглядел, что скрученный рулоном коврик уткнулся в притолоку и потому не может скользить дальше. Нужно было лишь немного помочь ему, и изобретательный малец бросился назад в кладовку, чтобы через минуту вернуться с длинной шваброй. Взявшись за щетку, он начал просовывать ручку между коврами и потолком, пока не достиг бруса-препятствия. Еще одно усилие, и ему удалось протолкнуть задравшийся уголок ковра под притолоку. Словно смазанный салом, коврик скользнул вниз и исчез в подвале, а секундой позже оттуда раздался ужасающий грохот, прокатившийся по всем уголкам дома. Мгновенно вспотевший от страха, Вилли вспомнил, что бабка уже приготовила инвентарь и ведра для чистки ковров и оставила их прямо под лестницей. В эти-то ведра, наверное, и въехал с разгона его коврик, устроив тарарам и похоронив все его надежды скрыться незаметно. Так и оказалось: уже через несколько секунд до слуха проказника долетел топот множества ног по террасе, и входная дверь с шумом распахнулась.
…От этого-то шума Вилли и проснулся. Ничего не понимая, он обвел испуганным взглядом нутро кладовки, которую, как оказалось, и не покидал, и сел на куче тряпья, разминая затекшие конечности. Он осторожно тронул дверь и убедился, что она по-прежнему заперта, так как бабка, разумеется, и не собиралась отодвигать засов. Но что же это тогда было? Неужели ему все приснилось? И открытая дверь кладовки, и ковры, и упрямая притолока?
Между тем снаружи доносились крики бабки, ее сынка и вездесущих Анди и Зизи. Они ужасно галдели, ругались, гремели чем-то и топали, как слоны. Вилли окончательно проснулся и внимательно прислушивался, не понимая, что происходит. Наконец ему удалось разобрать выкрик хозяйки:
– Ума не приложу, как это могло произойти! Клянусь, если бы этот паршивец не сидел у меня сейчас под замком, я подумала бы, что это его козни! Но оттуда ему не выбраться, поэтому…
– Ты что, заперла его в кладовке, мать? – прогнусавил ее сын, и дружный хохот собравшихся лучше всяких слов одобрил действия бабки. – Когда это случилось?
– Да вот, как только вы с женой уехали поздравить соседей, так он и распоясался! Залепил Анди, понимаешь ли, каменюгой между глазонек, шишка вон какая вскочила!
– Да что же ты, мать, сразу не рассказала мне об этом?! Я бы его, свиненыша, собственными руками… – взвился было тот, но старуха поспешила успокоить его:
– Ну, ну, полно, милый! Мы его с Анди и сами проучили как следует, правда, птенчик мой?
Раздалось несколько громких слюнявых чмоканий, после чего подлый паршивец вновь вымученно завыл, желая, видимо, подвигнуть отца на еще одну экзекуцию запертого
Однако бабкин сын уже почти утихомирился.
– Но ведь швабра-то – из кладовки, мать! Как она здесь оказалась?
– Хм… Действительно… Наверное, я доставала ее зачем-то, да позабыла убрать. Да бог с ней, со шваброй! Удивительно другое: три дня лежали здесь эти тяжелые ковры и не шелохнулись, а тут, понимаешь, заскользили! Да… тяжелые…
Бабка намеренно сделала акцент на слове «тяжелые», намекая отпрыску на его сыновний долг, но никакой реакции не дождалась и сипло вздохнула:
– Ладно, пойдемте на террасу!
– А этот?
– Пусть еще посидит под замком, глаза бы мои его не видели!
– Вот-вот! Верно, мать!
Топот ног и стук двери. Снова тишина. Взволнованный и перепуганный услышанным «этот» скосил глаза на стену кладовки, где он, перед тем как заснуть, видел швабру. Ее там не было.
Это странное событие, поначалу очень взволновавшее маленького Вилли Кая, быстро затерялось в архивах его памяти. Разумеется, в силу возраста он не мог проникнуться его значимостью или сделать какие-то выводы, а потому уже через несколько часов перестал обо всем этом думать. Да и до раздумий ли ему, когда нужно постоянно быть начеку и стараться поменьше попадаться на глаза злобной бабке и ее чокнутому семейству, считавшему его змеиным отродьем?
Вилли не был посвящен в подробности беды, постигшей его отца. Не знал он и о том, какие указания дала его мать своей свойственнице касательно его воспитания, а потому, переехав к бабке, искренне старался «вести себя как подобает», веря, что тем самым сможет избежать издевательств. Но люди бывают разные, и бабка относилась к тем из них, которым лишь по чистой случайности не довелось взять в руки плетку-семихвостку надзирателя концентрационного лагеря. Осыпая сочными поцелуями раскормленные задницы собственных внуков, она без устали терзала тощий зад и спину Вилли узким ремнем и шнуром от кипятильника, отчего он вечно ходил полосатым, как зебра. Жизнь ребенка превратилась в сплошную череду наказаний, кар и «сдираний шкуры с этого гаденыша», которые ему не удавалось предотвратить ни послушанием, ни осторожностью.
Со временем он понял, что причина его мучений кроется не в его поведении, а в чем-то другом, гораздо более весомом, и окончательно замкнулся. Он старался избегать встреч с хозяйкой дома, ее избалованными потомками и громкоголосыми, красномордыми гостями, а отраду находил лишь во снах, всегда цветных, теплых и безопасных.
Вот он бежит по залитой солнцем лужайке, кормит пригоршнями проса птиц и играет с другими детьми, похожими на него самого или на соседского Маркуса, а не на подлого нытика Анди или толстую жадную Зизи. Олененок Лу, живущий там, во сне, подбирает своими теплыми мягкими губами крошки с его ладони, а пузатые желто-коричневые пчелы не жалеют для него, в отличие от бабки, своего вкусного густого меда.
В другом сне он вместе с отцом ловит рыбу в Фильсе, с замиранием сердца ожидая подергивания поплавка, сделанного из пера и пробки от винной бутылки, а Кристоф Кай, обняв сына своей единственной рукой, шутливо трется о его щеку колючим подбородком и исподтишка щекочет его подмышки. Вилли чувствует, как бьется отцово сердце, и прижимается к нему еще сильнее, счастливый и спокойный. Удача не оставляет рыбаков, и вот уже самодельный поплавок дергается, дрожит и скрывается под зеленоватой водой, а через секунду им под ноги шлепается, искрясь чешуей в лучах утреннего солнца, килограммовый язь…