Лжец. Мы больше не твои
Шрифт:
– У нас все готово, босс, – опять подает голос глава безопасности Царева, – сейчас Станиславский находится…
Короткий взгляд на меня, и безопасник Царева немного тушуется, но затем с каменным лицом поясняет:
– В квартире у своей секретарши.
То есть любовниц у Пети много, интересно, сколькие из них беременны…
– Сейчас оптимальное время для выполнения операции, – опять отчитывается и отходит, а я встаю, подхожу к Вадиму и заглядываю ему в глаза.
Среди его сотрудников особо не поговоришь, да и
– Мои ребята будут в фургоне. Мы поедем за вами.
Опять поясняет Сергей Витальевич, затем я беру за руку Вадима, и мы молча выходим. Направляемся к седану, на котором и приехали в эту квартиру.
Вся дорога проходит в полном молчании. Вадим сконцентрирован на дороге, но я вижу, как побелели его пальцы, сжимающие руль.
Проходим пункт охраны с легкостью, я пультом открываю шлагбаум. Особняк Станиславского уже маячит впереди.
– Должен быть другой вариант, – твердый голос Вадима рушит тишину салона, когда машина останавливается.
– Его нет, Вадим. Мы знаем. Только один шанс. Иначе мой муж развяжет войну против моей семьи, и даже ты меня не спасешь. Я не хочу жить в страхе, не хочу, чтобы кто-то мог отнять у меня моих детей, а у родителей дом.
– Я… не хочу, чтобы ты в это ввязывалась, – твердо отвечает Царев.
– Станиславский хочет убрать тебя с дороги и вновь посадить в тюрьму…
Выдыхаю и бросаю осторожный взгляд на Царева. Я понимаю, что он не отступится от своего тендера, а значит, и Петр будет пытаться убрать Вадима с дороги. Замкнутый круг получается, и решение я знаю, а значит, я должна сделать то, что должна…
– Я должна пойти, – проговариваю тихо и кладу ладонь на руку Царева, чтобы он меня послушал. Вадим поворачивается в мою сторону. Смотрит ровно, но в глазах плещется какое-то странное чувство, которое он загоняет глубоко внутрь себя.
Хочет сказать что-то, но я накрываю его губы своими пальцами.
– Как бы там ни было, Вадим, я делаю это для того, чтобы спасти моих малышей, свою семью… Не вини себя.
Резко подается вперед, сжимает мое лицо в своих ладонях.
– Я не отпущу тебя. К черту.
Поворачивается, чтобы вновь завести автомобиль, но я шустрее, двери машины разблокированы, а Царев не успевает вдавить педаль газа в пол, чтобы сработали блокираторы, поэтому я быстро выскальзываю из машины и иду к дому, который когда-то считала своим…
Сердце бьется в груди как ошалелое, адреналин затапливает. В животе ощущение, что все сжалось.
Сколько раз я заходила в этот дом, все здесь знакомо, все считала своим, а сейчас…
Все чужое. Роюсь в сумочке, достаю ключи, и когда замок поддается, я выдыхаю, так как на мгновение забоялась, что Станиславский мог сменить замки.
Хотя зачем ему это делать?! Он ведь уверен, что запугал меня до полусмерти и шантажом заставил сделать все то, что он хочет.
Прохожу
Ну что могу сказать, загорелось тут все на славу. Последствия пожара видны невооруженным взглядом, так что мой муж-сноб вряд ли бы остался здесь, поэтому и укатил к одной из своих любовниц.
В кои-то веки я радуюсь, что Петр так и не согласился на то, чтобы в доме у меня появилась помощница. И сейчас это играет мне на руку, так как я не знаю, как и под каким предлогом бы вошла в кабинет мужа…
Сейчас же я обхожу холл и иду в сторону святая святых этого дома. Станиславский всегда запрещал мне появляться здесь, мешать его рабочему процессу, даже малышей не жаловал.
Был у меня случай, когда мой старшенький уполз и забрел в кабинет к отцу. Станиславский принес малыша ко мне за шкирку, правда, Валерка радостно агукал и воспринял это все какой-то веселой игрой.
– Когда я работаю, Нина, в этом доме должна быть гробовая тишина!
Рявкнул тогда Петя и опустил Валерку ко мне в руки. Ушел, чеканя шаг, а я прижала малыша к себе и все думала, что у мужа серьезные проблемы в бизнесе, и поэтому он такой резкий.
Оправдывала, дурочка…
Останавливаюсь у массивной двери, пальцы дрожат, когда я опускаю ручку и проскальзываю внутрь.
– Нина, в моем кабинете можешь не убираться.
Опять голос мужа из прошлого. Да, пожалуй, Петр всегда держал меня вдали от своей вотчины. Именно сейчас я это осознаю. Будто он не хотел, чтобы я видела лишнее, чтобы глаз зацепился за какой-нибудь договор, строчку, слово…
Потому что теперь я знаю, что мой муж сколотил свое состояние совсем не праведным путем. Он подставлял людей, он фальсифицировал факты…
Он Вадима в тюрьму попытался упечь ни за что, а сам… сам присвоил меня…
Сердце бьется с перебоями. Страх заползает в сердце. Наконец, собираюсь с силами и обхожу стол мужа, останавливаюсь рядом со шкафом, вспоминаю, как муж нажал на боковую панель, и она отъехала.
Проделываю точно так же, и дерево отъезжает в сторону, являя моему взору огромную серебряную квадратную панель с кнопками по центру.
Прикрываю веки на мгновение, делаю выдох, как когда-то перед выступлениями, когда я собиралась с мыслями и внутренне прогоняла ноты, которые помнила наизусть.
Концентрируюсь на своих ощущениях, настраиваюсь, мысленно возвращаю себя в тот день, когда я застыла рядом с опаздывающим Станиславским, впервые тогда он допустил оплошность и не попросил меня выйти из кабинета, даже больше, проглядел момент, как я осталась рядом с ним.
Вернее, если быть четкой, он сам меня за руку затащил в этот кабинет, параллельно отчитывая за то, что мое черное платье в пол слишком скромное, и что мне надо бы одеваться с большим лоском, чтобы мужские взгляды приковывать…