Лжедмитрий II
Шрифт:
— Да чего там! — разочарованно согласился Болотников. — Ведь ты тогда походным атаманам был, а таких, как я, тыщи три насчитывалось. — И, уже открывая дверь избы, сказал: — Жаль, однако, что не помнишь, а я тебя, атаман Межаков, в памяти храню.
Топая сапогами, в горницу ввалились Скороход, полковой голова Прокопий Ляпунов, предводитель рязанских дворян, что явились к Болотникову воевать за царя Дмитрия, и гулевой атаман Заруцкий.
Дорогу сподвижникам Ивана Исаевича заступила дородная румяная
— Не пущу, нехай спит, силов набирается.
Заруцкий, розовощекий шляхтич, со смешком ущипнул стряпуху:
— Ахти, налитая. С такой всю мужицкую силу растеряешь!
Высокий, статный, Прокопий Ляпунов согласился:
— Мед девка! — И засмеялся: У Ивана Исаевича губа не дура!
— Пробудись, Иван Исаевич, весть неприятственная! — Скороход потеснил стряпуху. — Да пропусти, Фекла, эко раскрыластилась, что наседка.
Болотников глаза продрал, вышел к гостям.
— Чего шумите, сны не дали досмотреть. Аль подождать не могли? Входите. Посторонись, Фекла.
Потянулся с хрустом, одернул белую льняную рубаху, первым прошел в горницу, бочком присел к столу. Уселись и атаманы, лишь Скороход остался стоять.
— Сыр-бор из-за чего? — спросил воевода.
— Казаки весть важную привезли, — ответил Ляпунов. — Послушай, Иван Исаевич, их самолично.
— Позови, Дмитрий, казаков, — сказал Болотников и уселся на лавку.
Заруцкий дыхнул на воеводу. От гулевого атамана разило перегаром.
Болотников поморщился. Он не любил невесть как очутившегося в казаках шляхтича за постоянное бражничанье.
— Когда пить кончишь?
Вошли два казака, и Заруцкий ничего не успел ответить.
Казаки, один молодой, второй постарше, в синих шароварах и серых папахах, остановились посреди избы. Который постарше сказал:
— Прознали мы, батько воевода, что послал на нас царь князя своего Нагого с войском, и тебе поспешаем рассказать, о чем нам ведомо.
— Доподлинна ли ваша разведка? — перебил казаков Болотников.
— Истинно, батька. Из-за Орла следят за ними наши товарищи.
— Что за сила у Нагого?
— Два стрелецких приказа да восемь пушек.
— Так, — покачал головой Болотников и посмотрел на казаков. — За весть благодарствуй. Ворочайтесь к своим, продолжайте следить, какие действия примет царский воевода.
Казаки вышли из избы. Иван Исаевич кашлянул в кулак.
— Что надумали?
Ляпунов ответил за всех:
— Выступать немедля навстречу Нагому.
— А готовы ли? — спросил Болотников и, не дождавшись ответа, добавил: — Нам надо недельку на подготовку. Покуда же Нагому перекроет дорогу есаул Скороход. Бери, Митрий, сотню казаков и атамана Заруцкого, скачите в Кромы. По известиям, там собралось тысячи две холопов. Вам на себя Нагого принять.
Болотников
— Нагой, мыслю я, только цветики. А позади — яблочки-вислицы. Сила на нас после Нагого повалит, ее и выдюжить нам надлежит.
К исходу июля 1606 года многотысячное, оснащенное огневым боем, царское войско заканчивало подготовку к походу. А опередив главные силы, из Москвы на Кромы уже выступил с полками воевода Михайло Нагой.
В крытый боярский возок врываются зычные голоса стрелецких начальников, гудки рожков.
Растянулись конные и пешие стрелецкие полки. От алых кафтанов и шапок, что маками полевыми, расцвела дорога.
Откинулся на кожаные подушки воевода Нагой, мысли в голове обрывистые, недобрые. Черно на душе. Словно под дых ударил Шуйский Михайлу. Василию ль не знать, что Нагие лжецаревича Дмитрия поддерживали? Видать, оттого и Михаилу воеводой против черни послал.
— Ох-хо, — вздохнул Нагой, подумав: кабы не холопье войско шло на Москву, а боярское, с Шаховским да Телятевским, он, Михайло, к ним от Васьки-царя переметнулся бы…
Лик у боярина постный, глаза скучные. Чем ближе к Кромам, тем больше тревога одолевала. Слухи о Болотникове множились. Говорили, будто стал вор Ивашка под Кромами, выжидая его, Нагого.
В Карачеве призвал воевода стрелецких полковников на совет. Робко боярину, ну как побьет его Болотников, позор! Поделился сомнениями. Однако стрелецкий голова Андрей Семенов уверил:
— Осилим вора, боярин Михайло, не сумлевайся.
Ладонью отер Нагой пот со лба, выдохнул:
— Дай-то Бог, полковник Андрей. Вся надежда на стрельцов…
Возвратился десятник из Ертаульного полка, доложил воеводе: самого Болотникова среди неприятеля нет, но мятежники дожидаются его подхода с основными силами дня через три-четыре. И еще сказал десятник, что те воры, какие под Кромами, живут беспечно, к нападению стрельцов не готовы.
Боярин Михайло возликовал, в самый раз ударить по разбойникам, побить их по частям.
Разбросался лагерь болотниковцев цыганским табором. Прибывший накануне есаул Скороход ахнул:
— Ордой дикой воевать намерились?
И принялся приводить вчерашних крестьян и беглых холопов, вооруженных пиками и топорами, вилами и копьями, к воинскому порядку.
Заруцкий Мите не помощник, загулял да еще Скорохода сманывал. Но Митя устоял…
Шум и крики разбудили Скорохода. Откинул полог шатра, ночь утру уступила, в стане суета, волнение. Глянул есаул, обомлел. Вдали наготовились стрельцы. Растолкал Заруцкого:
— Беда, атаман!
Крутнулся, схватил пистолет и саблю, кинулся в круговерть, ругнулся:
— Ах, дозорные, сучьи дети, ворон ловили, проспали!