Лжедмитрий II
Шрифт:
Обложило город трехтысячное войско атамана Акинфиева, перекрыло дороги. Задумался Артамошка, стены крепости хоть и старые, бревенчатые, однако высокие, крепкие, как их без огневого боя одолеть? На приступ лезть — и народ погубишь, и город не возьмешь.
Посоветовался с князем Телятевским. У того одно мнение: брать Курск измором. Акинфиев не согласился. Если под Курском до зимы топтаться, когда же они с Болотниковым в Москву попадут? Подъехал Артамошка к воротам, со стен стрельцы головы свесили. Закричал Акинфиев:
—
Ему со стены насмешливо:
— Мы-то с очами, а вы че головы задираете?
Тут Артамошка снова голос подал:
— Эй, куряне, открывайте ворота подобру!
— Аль мы пугливые?
— Не доводите до греха, едрен корень!
— Вы откуда такие храбрецы выискались и чего хотите?
— Мы войско Ивана Исаевича Болотникова! Не слыхивали? Поставлен он воеводой над всеми воеводами самим царем Дмитрием!
— Читали его письма! Да мы сомнение держим.
— Наш воевода правду народу ищет, и ежли город добром сдадите, на вас зло держать не станем.
— И обид чинить не будете?
— Головы куриные! — обиделся Акинфиев. — Аль вы бояре, чтобы вам обиды чинить? Хотите, к нам в войско крестьянское вступайте. Нет желания, к своим стрельчихам на полати полезайте.
— В таком разе впустим! — согласились стрельцы. — Нам за Шуйского-царя не резон биться. И воевода наш убег, а великому государю Дмитрию с радостью послужим!
Стукнули воротные запоры, заскрипели петли, и болотниковцы вступили в город.
— Входи, рать народная! — радовался люд, встречая оружных крестьян.
У съезжей избы собралась толпа, горланят:
— Сбивай замки, волоки кабальные записи!
— Там пистоли и самопалы есть!
— Раздавай оружие! Пороховое зелье давай!
Заполыхал костер из долговых бумаг, понесло пепел по ветру. Высокий, как жердь, курянин лаптем топнул:
— Свобода, робя!
Толпа подхватила:
— Гуляй, куряне!..
Артамошка для жилья облюбовал пустовавшую избу на посаде, а князь Телятевский в воеводских хоромах поселился.
День и другой минули. На третий прибыл в Курск гонец от Болотникова.
Велел Иван Исаевич князю Андрею в Курске воеводой остаться, а ватажному атаману Артамону Акинфиеву срочно идти под Кромы.
Пятитысячное войско Трубецкого подходило к Кромам. Двигались походным порядком. Далеко рыскали конные разъезды. За ними, наизготове, передовой Ертаульный полк. Следом пешие стрельцы, огневой наряд, обозы. Замыкал движение конный арьергард.
Намедни отрядил Трубецкой в Кромы послов. Требовал князь отворить ворота, выдать разбойников и присягнуть царю Василию. Кромичи послов выставили, заявив: «Коли у князя силы достаточно, пущай возьмет нас оружием, а миром нам с боярами несподручно».
Не успел Трубецкой Кромы осадить, как стало известно, на подмогу кромичам спешит Болотников.
Облюбовав
Откинув тяжелый, шитый серебром полог шатра, Трубецкой взглянул на небо — чистое, звездное, месяц на откосе завис на рожках. Спят стрельцы у костров, перекликаются дозорные. Князь подумал, что опасаться воровского скопища ему нечего, у него, Трубецкого, большое войско, опытные начальники. Случись бою, победный исход обеспечен.
У Болотникова всего две тысячи холопов. Что он может сделать против стрельцов? Пожалуй, не осмелится вор, уйдет.
Пригладил Трубецкой усы, подумал: ежели случится бою, быть холопам битыми. Ивашку Болотникова надо непременно живым в Москву привезти, в цепях, на суд к царю, а гиль разбойную казнить жестоко.
Холопам в науку всю дорогу от Кром до Калуги уставить виселицами…
Той же ночью в воеводской избе Болотников держал совет с атаманами и есаулами. Хорошо понимал Иван Исаевич всю жестокую правду предстоящего боя, первого для крестьянского войска. Как он обернется, зависеть будет уверенность мужиков в последующих сражениях, которых у болотниковцев впереди еще немало.
С исходом завтрашнего боя Болотников связывал исход войны. Победит он, и восстание разгорится. Волна бунтов захлестнет уезды, достанет Москвы. Но коли одолеет Трубецкой, русская земля покроется виселицами. Шуйский с боярами расправятся с народом, как случилось три года назад, когда под Москвой разбили Хлопку Косолапа… Акинфиев был с Косолапом до его последнего часа. Артамон и рассказал Болотникову, как храбро дрались холопы, и если б не погиб атаман Косолап, кто ведает, может, и не одолели бы ватажников царевы слуги.
Сегодня путь болотниковцам заступили стрельцы, бояре с детьми боярскими, посошные люди, призванные на царскую службу.
У Ивана Исаевича тлеет подспудно надежда, что не захотят посошные биться против мужицкого войска, потому как сами крестьяне и за оружие взялись по принуждению. Но стрелецкие приказы, обученные воинскому делу, ратники искони.
Еще тревожит Ивана Исаевича огневой наряд: всего пять пушек да шесть рушниц в его войске. У воеводы Трубецкого огневой наряд погрозней.
Крепко задумались атаманы и есаулы. Одни предлагали отойти, не давать Трубецкому боя, другие — наоборот, ударять по врагу, а там будь что будет.
Иван Исаевич водил пальцем по столешнице, казалось, никого не слышал, наконец поднял голову:
— На счастье, — сказал он, — воеводы московские седни порознь стоят, Барятинский князь в Орле, а Воротынский Елец обложил. Одначе у Трубецкого противу нас и без того втройне силы. — Посмотрел на товарищей. Юрий Беззубцев внимательно ловит каждое слово. Митя Скороход положил на стол большие натруженные руки, слушает воеводу. Межаков голос подал: