Лжедмитрий. Царская плаха
Шрифт:
– И не надейся.
– На что? На повиновение государю?
– На то, что стану приветливой для слуг Борискиных.
– Повторяю, Мария Федоровна, я прибыл сюда по приказу царя.
Но вдовствующая царица не слушала Битяговского.
Она резко повысила голос, в нем зазвучали истерические нотки:
– Бориска Ивана Васильевича извел, Федора через сестру подчинил себе, девицу Мстиславскую в монастыре запер, меня с наследником в ссылку отправил. Он даже духовенству запретил поминать имя Дмитрия при богослужениях. К трону дорогу себе пробивает. Может,
Битяговский вздрогнул, но тут же взял себя в руки:
– Как ты можешь такое думать, царица? Моя цель – защищать царевича, следить за тем, чтобы строго блюлись его права и безопасность.
– Без тебя обойдемся. Я знаю, как уберечь сына. В бумагах ройся сколько угодно, следи, вынюхивай, мешать не стану, докладывай Бориске, что хочешь. Уже завтра можешь отправить гонца и передать ему, что Мария Нагая не даст царевича на растерзание, коли надо, весь Углич подымет, а не подпустит к нему никого. Поведай еще, что мы не признаем его и проклинаем.
– Смелые речи говоришь, Мария Федоровна. Не надо так со мной. А грамоту-то подыми да почитай, что в ней написано и скреплено печатью нашего государя, остепенись, смири гордыню.
– А то что? – Гримаса ненависти легла на лицо царицы.
– А то потеряешь все, что имеешь. Больше мне нечего тебе сказать. До завтра, царица. – При слове «царица» Битяговский пренебрежительно усмехнулся.
Это вызвало новый прилив гнева у Марии Федоровны, но она промолчала, только сжала кулаки, прикусила губы. Какой смысл ругаться с дьяком? Понятно, что он исполнял волю ненавистного Бориса. В этом у Марии Нагой сомнений не было.
Битяговский ушел, царица постепенно успокоилась и призадумалась.
С одной стороны, приезд надсмотрщика Битяговского – это плохо. Значит, Бориска решил, что Углич без присмотра оставлять нельзя. Как бы тут не поднялся мятеж. Ведь Годунову хорошо известно, что народ по-прежнему вспоминает годы правления Ивана Грозного.
Занервничал правитель, обставил все так, будто дьяк с людьми своими прибыл защищать Дмитрия. Битяговский назвал сына царевичем. Тоже с умыслом и с ведома Бориски.
С другой стороны, если Годунов намеревался бы извести Дмитрия, то вот так, именем Федора, не послал бы убийцу. Это делается тайно.
Да и присылать не надо. У Бориски и в Угличе есть свои люди, хотя бы тот же городовой приказчик Русин Раков, выборный правитель Углича. У него тут верные людишки имеются. Да и сам он, получив приказ Бориса, легко извел бы царевича. Долго ли подкупить слугу, который подсыплет яда в еду или питье? И не станет ни Дмитрия, наследника престола, ни непокорной матери его, вдовствующей царицы Марии Федоровны.
Братьев в ссылку подальше от Углича. В Сибири необъятные просторы, сколько знатных людей сослано туда по злой воле Годунова? Не счесть.
Бориске не занимать опыта в таких делах.
Однако он присылает дьяка с семейством, с грамотой царя. Значит, еще не время убирать с дороги Дмитрия.
Но долго ли ждать, когда Годунов решится на убийство?
С Битяговским, покуда тот не набрал силу в Угличе, справиться не сложно. Поднять народ, обвинить дьяка в посягательстве на жизнь царевича, и все дела. Горожане разбираться, правда то или нет, не станут, разнесут подворье, занятое дьяком, до смерти забьют его с женой, сыном и племянником.
А самой в это время с Дмитрием, братьями и ближними людьми податься сначала в Ярославль, потом через Тверь в Новгород под защиту князя Губанова. Иван Петрович укроет на время, если не у себя, то в ближайшем монастыре, где помнят и чтут Ивана Грозного и сына его родного в обиду не дадут.
Наладить отношения со шляхтой, перебраться в Речь Посполитую, в Краков, к королю польскому и великому князю литовскому Сигизмунду Вазе. Там русского царевича примут с почестями. Это же такой подарок – заполучить наследника российского престола, который потом будет в долгу.
Подобные мысли, план бегства и мести Годунову, мгновенно созревший в голове, возбудили Марию Федоровну. Она поднялась с кресла, стала мерить шагами залу, что-то шепча и крестясь.
За этим и застал ее брат Михаил, пьяный сильнее прежнего, но способный воспринимать реальность.
– Кого это ты, Мария, принимала? Что за птица этот гость из Москвы?
– Ты, Михаил, лучше пошел бы да проспался, а сперва подозвал бы сюда Григория.
– Я пьян? Окстись, Мария, да я, можно сказать, Дмитрия от беды великой спас. Не будь меня рядом, царевич наш зарубил бы Осипа Волохова. Тогда Бориске и изводить его не потребовалось бы, потому как наследник совершил бы смертный грех. Упрятали бы всех нас в монастыри, сослали в дальние края.
– Ты спас? – воскликнула Мария Федоровна. – А кто ему саблю дал? Это надо додуматься!
– А чего в этом такого? Мальчишку надо приучать к оружию, чтобы вырос воин, а не слюнтяй.
Вдовствующая царица махнула рукой.
– Что с тобой говорить? Иди проспись.
– Я выпил самую малость для настроения. В этих палатах да в паршивом городе с ума сойти можно.
– Видно, что разума в тебе осталось самая малость.
– Мария, обидеть хочешь?
– Тебя не обидишь.
– Так ты скажешь, что за гость объявился?
– Дьяк Михайло Битяговский. Слыхал о таком?
– Битяговский? Вроде такой в Казани был.
– Был. А теперь в ближних людях Годунова обретается.
– А к нам-то зачем пожаловал?
– Чтобы следить за нами да защищать интересы Дмитрия. Мы же их нарушаем!
– Кто сказал?
– Годунов.
– Нашла кому верить.
– Я и не верю. Это ты ничего понять не можешь. Бориска приказал дьяку надзирать за нами, ущемлять во всем, в чем только можно, унижать нас, посылать в Москву лживые доносы о нашем недовольстве. Теперь тебе не разгуляться. С завтрашнего дня средства на наше содержание из казны поступать будут. А много Бориска не даст.