M&D
Шрифт:
Процессия двигалась быстро. Упряжки мчались по мосту, торопясь навстречу первой брачной ночи. Ференц и Имоджин провожали взглядами этот свадебный смерч – музыкантов, молодых, и гостей.
Разноцветный вихрь пролетел.
Имоджин вздохнула:
– Живут же люди.
Он как будто не слышал её и продолжил в более спокойном тоне:
– До того, как я тебя узнал, я не был несчастлив. Я любил жизнь. Она была интересной и привлекательной. Меня привлекали самые разные предметы и явления. Я созерцал и мечтал. Наслаждался жизнью и ни от чего не зависел. Меня увлекали желания – разнообразные, но поверхностные. Они
Они подходили к мосту Эржебет. Видя, что Ференц стал спокойнее, полон теперь какой-то тихой грусти, Имоджин решила, что его любовь, плод воображения, улетучивается в словах и что желания его сменились мечтами. Она не ждала, что он смирится так скоро. Она была почти разочарована, избежав пугавшей её опасности.
Она протянула ему руку – теперь смелее, чем в первый раз.
– Останемся друзьями. Уже поздно. Пора домой, проводи меня до такси. Я буду для тебя тем, чем была – самым верным другом. Я на тебя не сержусь.
Но он повлёк её обратно к мосту Сечени.
– Нет, я не дам тебе уйти, не сказав того, что хотел сказать. Но я разучился говорить, я не нахожу слов. Я тебя люблю, ты должна быть моей. Хочу знать, что ты моя. Я не переживу ночи в этих муках сомнения.
Он схватил её, сжал в объятиях и, прильнув лицом к её лицу, сказал:
– Ты должна меня полюбить. Я этого хочу, да и ты тоже хочешь. Скажи, что ты моя! Ну же, говори!
Осторожно высвободившись, она ответила слабым голосом.
– Я не могу. Не могу. Ты видишь, я с тобой откровенна. Я только что сказала, что не рассердилась на тебя. Но я не могу сделать то, что ты хочешь.
И, вызвав в памяти образ человека, которого не было с ней, но который по-прежнему занимал её мысли, она повторила:
– Не могу.
Наклонившись над ней, он боязливо вопрошал этот взгляд, который мерцал и туманился, словно раздваивавшаяся звезда.
– Почему? Ты ко мне неравнодушна, я это чувствую. Почему же ты так жестока, что не хочешь быть моей?
Он прижал её к груди, хотел губами прильнуть к её губам. На этот раз она высвободилась – твёрдо и легко.
– Я не могу. Не проси меня больше. Я не могу быть твоей.
У него задрожали губы, судорогой исказило лицо. Он крикнул ей:
– У тебя кто-то есть. Ты его любишь. Зачем ты издевалась надо мной?
– Я и не думала над тобой издеваться, а если бы и полюбила кого-нибудь, то только тебя.
Но он больше не слушал её.
– Всё, оставь меня.
И он бросился в сторону Цепного моста. Ей почему вспомнилась
– Сумасшедший! – вскрикнула она, и позвала его.
Но он не обернулся и не ответил. Он бежал с каким-то пугающим спокойствием. Она бросилась за ним. Хоть и тяжело было соревноваться с мужчиной, Имоджин настигла его и порывистым движением привлекла к себе:
– Что это ты задумал?
Взглянув на неё, он увидел в её глазах пережитый страх и ответил:
– Не бойся. Я бежал, не глядя. Уверяю, я не искал смерти. Не тревожься! Я в отчаянии, но я очень спокоен. Я бежал от тебя. Прости. Но не могу, не могу тебя больше видеть. Оставь меня. Прощай.
Взволнованная, ослабевшая, она ответила:
– Пойдём. Мы постараемся найти выход.
Он был всё так же мрачен и молчал.
Она повторила:
– Ну, пойдём же!
И взяла его под руку.
– Так ты согласна?
– Я не хочу терять тебя.
– Ты обещаешь?
– Приходится.
И она, всё ещё в тревоге и тоске, едва не улыбнулась при мысли, что он своим безумием так быстро добился цели.
– Ты будешь моей, сейчас?!
Не выдержав, она улыбнулась:
– Только не здесь, не на мосту Сечени.
Глава 28
Впервые Андрей побывал в отделениях кардиоцентра, когда у этого клиента уже сложилась определенная история продаж. Обычно приходилось дожидаться Штейна в машине – внутрь здания он всегда заходил один, говорил, что «люди там очень осторожные, новых лиц не признают». Ещё позволялось поработать экспедитором – сдать товар в аптеку. В этот раз Штейн решил познакомить Андрея с Зинаидой Прокофьевной Прилепской, старшей операционной сестрой. Объём заказов увеличился, появилась необходимость личных встреч для согласований, а у Штейна не было возможности часто приезжать в Волгоград для урегулирования рутинных вопросов.
«Ты найдешь с ней общий язык – бальзаковская тетушка килограмм на семьдесят», – словно издеваясь, описал Штейн.
«И ни хрена не решает в кардиоцентре», – зло добавил Андрей про себя.
Андрей уже бывал в различных современных клиниках, но то, что он увидел, поразило его. Огромный лечебно-диагностический комплекс, самое современное оборудование.
«Джонсон и Джонсон» уже отгрузил сюда большую партию продукции в счёт погашения недоимки, и теперь нужно было согласовать дополнительную заявку.
– Вы не думайте, мы будем у вас много закупать, – немного виновато улыбаясь, сказала Зинаида Прокофьевна, после того, как Штейн представил Андрея.
– Пользуйтесь случаем. Моя задача – побольше урвать для вас, пока есть возможность.
Они стали обсуждать отдельные коды, достоинства тех или других игл, разные варианты упаковки. Заместитель главного врача по хирургии сделал заявку на инструменты фирмы Aesculap, и Штейн в течение получаса объяснял, что Джонсон выпускает точно такие же инструменты, причем на том же самом заводе, но под торговой маркой Codman. А с учётом существующих скидок для кардиоцентра эти инструменты обойдутся гораздо дешевле. Договорились о том, что представитель Джонсона передаст каталог, и врачи выберут нужные им позиции.