M&D

Московцев Федор

У неё мозг плавился от его самокопаний и ковыряния в глубинах подсознания. Рассуждая о своих чувствах, он увлекал в черную дыру самоистязаний и её, и… наверное, лучше бы он просто делал своё дело, и поскорее выматывался. Наверное, любая женщина без этого странного дефекта в мозгу, который не позволяет отсеивать маниакальных психопатов, оделась бы и ушла, но у Имоджин был этот дефект, видимо, какие-то генетические нарушения, и она продолжала встречаться с Балажем. Расставаясь с ним, она обещала себе поступать разумно, но, когда он очередной раз звонил, говорила «Да!», и с трепетом ждала его прихода. Они занимались любовью, – после третьего свидания

их секс уже можно было назвать любовью, – и говорили. Оказалось, что у них одинаковые вкусы, и им много есть о чем пообщаться. А с наступлением темноты – видимо, в детстве его ночью кто-то сильно напугал – у Балажа начинались приступы самобичевания. Он начинал страдать. Говорил, что не понимает, как жить дальше, что не может без Имоджин, что чувствует себя подлецом, что не понимает, как всё это произошло – и женитьба, и Имоджин… И постепенно, против своей воли, она оказалась вовлеченной в эту его перманентную тоску и вечный плач. Она стала страдать вместе с ним и говорить, что тоже не знает, как всё произошло, и что она против женатых любовников, но ничего не может с собой поделать.

– Да он заурядный, избалованный, инфантильный мужчинка, возомнивший себя Богом! – кричала ей Илона. – Давай завязывай с ним: я уложу его к себе в постель, а ты зайдешь и устроишь сцену ревности! По старой схеме, ОК?

Да, Имоджин хотела по старой схеме, но почему-то именно Балажем ей не хотелось делиться с Илоной. Таким заурядным, избалованным, инфантильным, эгоистичным, мужчинкой, который считает себя Богом, и плюс женатым ко всем своим прелестям. Никакие доводы разума не работали – а может, и не было у неё больше никакого разума.

А болезнь его прогрессировала, и однажды приступ с ним случился днем. Прямо с порога он начал говорить, что не может её потерять, и как сказать об этом жене – они ведь счастливая семейная пара, любят друг друга, и всё такое… Имоджин пришла в себя, только когда он пошёл в душ. Всё поменялось – теперь он сначала имел её мозг, а затем, отымев каждую извилину, подбирался к телу.

Это повторялось три раза в неделю. Они встречались в ресторане – мы друзья, мы друзья, мы друзья, потом в машине жаловались на то, как они любят друг друга, потом он довозил её до дома и уезжал, а через полчаса врывался к ней – и у них был секс.

Она много раз представляла себе его жену и пыталась понять, зачем они поженились. Может, так было удобно? Может, это был такой рациональный подход? Может, она у него сногсшибательная суперпрестижная фотомодель? Правда, тогда он циник… К счастью, он не сказал, что у них с женой уже нет отношений, и что она его никогда не любила. Иногда Имоджин сходила с ума от желания узнать, как выглядит его жена, чем занимается, но друзья её уберегли: оказалось, что у неё с Балажем есть общие знакомые, они-то и доложили, что жена у него – успешная молодая женщина, которая искренне его любит и на седьмом небе от счастья.

– Илона, остатками мозжечка и гипофиза я понимаю, что надо всё это прекращать, но ты же сама видишь, это выше моих сил! – каялась она подруге. – Я не могу!

Илона искренне удивилась:

– Ты чего, влюбилась? В этого придурка?

– Нет, конечно… Не знаю…

Сочувственно посмотрев на Имоджин, Илона покрутила пальцем у виска.

А потом страдать стало скучно. Балаж заговаривал о том, что признается во всём жене – пусть она решает. Имоджин бросалась на него, уверяла, что ещё рано, что они должны определиться (с чем?!), он уезжал, тут же возвращался, секс был неизменно

ошеломительный.

Так вот в чем дело! – осенило Имоджин. – Именно взрыв эмоций и выброс адреналина донельзя обостряет чувственность!

От замужних подруг она слышала, что самый бурный секс бывает после бурной ссоры, это, так сказать, бурное примирение. «Почему бы нет? – решила Имоджин. – Если я такая, что готова терпеть всяких ненормальных придурков, а симпатичный, успешный, богатый придурок лучше всех остальных, так почему не он? Правда, Балаж немножечко женат, но, с другой стороны, именно на этом и строятся наши садомазо-отношения». И она представила себя в кожаных ботфортах, маске, и с семихвостной плеткой в руках. Действительно, почему не ролевые игры? Ведь на улице Ваци она только тем и занимается, что разыгрывает отношения, и неплохо на этом зарабатывает.

– Но это ужасно, зачем тебе псих? – возмутилась Илона, которой вечно всё не так. – Он ненормальный, извращенец, мазохист! На твоём месте мог оказаться кто угодно – ему просто нравится изменять, страдать, чувствовать себя виноватым. Может, его мама в детстве ругала, била сковородкой по башке, и он без этого теперь не может?

– Так это здорово, у нас идеальная пара…

– До тех пор, пока он не развелся и не женился на тебе. Тогда он будет изменять уже не ей, а кому, как ты думаешь? Тебе, дорогая.

– А кто сказал, что я за него выйду?

– Имоджин, тебе нужно найти такого, кто бы полюбил конкретно тебя, а не твою плётку.

– Черт тебя дери, Илона, давно такая умная стала?!

Как раз в то время у Илоны появился перспективный жених, и она стала больно много умничать, и даже стала реже появляться на улице Ваци.

И в тот момент, когда Имоджин открыла для себя всю прелесть нового подхода к их с Балажем отношениям, именно из-за этой улицы у них начались проблемы. Он случайно увидел, как в сопровождении двух иностранцев они с Илоной зашли в заведение, проскользнул следом, и устроил сцену ревности. Да, Имоджин нужны были эмоции, но всему своё время и место! Она настолько разозлилась, что не пошла за ним, когда вышибалы выдворили его на улицу. Потом, когда они с Илоной, как обычно, развели клиентов на дорогую выпивку, и улизнули через черный ход, бармен, выплачивая комиссионные, сообщил, что «тот придурок всё еще ждёт у входа». Она в ответ лишь усмехнулась: «Его проблемы».

Мобильный у неё был отключен, а домой к ней в тот вечер Балаж не поехал – видимо, торопился к жене. Зато вломился на следующий день и закатил истерику. Имоджин не повела и бровью. Ему-то какое дело, чем она в стрип-клубе занималась. Да хоть крутилась у шеста, терлась попой о клиентов, или даже обслуживала их в приватной комнате, она свободная женщина. Ей же не приходит в голову устраивать скандал у него дома, хотя он сто процентов трахает там женщину, которая, пусть и жена ему, но для неё, для Имоджин, это такой же посторонний человек, как для него те иностранцы.

Но этими логичными доводами она не успокоила его, а только усугубила драму, в которой, как ей казалось, не было никакой драмы. Балаж зарыдал, стал биться головой о стену, и говорить, что так больше нельзя. Ей так и не удалось понять, что и почему нельзя – вся эта сцена показалась настолько омерзительной, что она быстренько вытолкала сумасшедшего дружка на лестничную клетку и отключила всё, что могло зазвонить: дверной звонок, домофон, и телефон. До неё дошло, что садист из неё никудышный. Что ж, очередное разочарование.