М значит Магия
Шрифт:
– Глупости. Есть еще много сотен блюд, которых мы не попробовали, – заявил профессор Мандалай. – Даже тысяч. Ну, вспомнить хотя бы, сколько тысяч видов жуков мы пока обходили вниманием.
– Ой, Мэнди, – вздохнула Вирджиния Бут. – Отведав одного жука, считай, что знаешь вкус всех. А мы и так перепробовали сотни видов.
И только навозники хоть чемто порадовали.
– Нет, – возразил Джеки Ньюхаус. – Там все дело – в навозных катышках. Сами жуки совершенно неудобоваримы. И все же я с тобой согласен. Мы покорили вершины гастрономии и промерили бездны дегустации. Мы стали, как космонавты,
– Так, так, так, – сказал Огастес ДваПера Маккой. – На протяжении уже полутора веков раз в месяц происходит заседание клуба, так было при моем отце, моем деде и моем прадеде. Но теперь, боюсь, нам придется прервать традицию, ибо не осталось ничего, что мы или наши предшественники не употребили бы в пищу.
– Жаль, что меня тут не было в двадцатые годы, – посетовала Вирджиния Бут, – когда в меню можно было включить человечину.
– Только после электрического стула, – напомнил Зебедия Т. Кроукрастл. – Продукт уже был наполовину зажарен, с хрустящей корочкой. Среди нас не нашлось ни одного любителя «длинной свиньи». [10] Хотя нет… был один, обладавший природной склонностью, но он долго не задержался.
10
Так дословно переводится термин, употреблявшийся для человечины аборигенами Полинезии и Новой Зеландии.
– Ой, Красти, зачем делать вид, будто ты сам при этом присутствовал? – зевнула Вирджиния Бут. – Ты еще не настолько стар. Тебе не дашь больше шестидесяти, даже учитывая неспокойное время и жизнь на улице.
– Да, времечко то еще выдалось, – согласился Зебедия Т. Кроукрастл. – Хорошее время на самом деле. Хотя и не настолько хорошее, как тебе представляется. Так или иначе, осталась куча всего, что мы еще не ели.
– Называй, – сказал Мандалай, нацелив острие карандаша на блокнот.
– Ну, есть такая сантаунская жарптица, – сказал Зебедия Т. Кроукрастл и обнажил в ухмылке кривые, но острые зубы.
– Никогда о такой не слышал, – заметил Джеки Ньюхаус. – Ты ее выдумал.
– А я вот слышал, – сказал профессор Мандалай. – Правда, в другом контексте. Кроме того, это мифическое существо.
– Единороги тоже мифические, – напомнила Вирджиния Бут, – но боже, запеченный бок единорога в тартаре был весьма недурен. Правда, слегка отдавал кониной и немного – козлятиной, однако каперсы и сырые перепелиные яйца сильно поправили дело.
– В старых записях Эпикурейского клуба вроде упоминалась жарптица, – пробормотал Огастес ДваПера Маккой. – Но что конкретно, я уже не помню.
– А там не говорилось, какой у нее вкус? – спросила Вирджиния.
– Кажется, нет, – нахмурился Огастес. – Надо будет покопаться в протоколах.
– Не надо, – сказал Зебедия Т. Кроукрастл. – Это было в обгоревших томах. Все равно ничего не разберешь.
Огастес ДваПера Маккой почесал голову. У него действительно имелись два пера, проходивших через узел тронутых сединой волос на затылке – некогда перья были золотыми, но теперь походили на пучки желтого
– Жуки, – встрепенулся профессор Мандалай. – Я както посчитал, что если человек – я сам, к примеру, – будет пробовать по шесть видов насекомых ежедневно, то на исследование всех известных науке жучков уйдет двадцать лет. За двадцать лет новых видов наоткрывают еще на пять лет дегустации. Эти пять лет добавят еще два с половиной года занятости, и так далее, и так далее. Это парадокс неисчерпаемости: я назвал его «Жуком Мандалая». Но при этом необходимо, чтобы человеку нравилосьесть жуков, – добавил он, помолчав. – Иначе процесс будет не самым приятным.
– Ничего страшного в том, чтобы есть жуков, если это правильные жуки, – ответил Зебедия Т. Кроукрастл. – Я вот в последнее время запал на огневок. Видимо, в них есть какие-то витамины, которых мне не хватает.
– К жукам скорее относятся светляки, нежели огневки, – заметил Мандалай, – но и тех и других при всем желании не отнесешь к съедобным.
– Они, может быть, и не слишком съедобны, – возразил Кроукрастл, – зато они хороши как закуска, которая готовит тебя к настоящей еде. Пойду пожарю себе огневок с гаванским перчиком… мням.
Вирджиния Бут была исключительно практичной женщиной.
– Допустим, мы захотим попробовать эту сантаунскую жарптицу. Где она водится?
Зебедия Т. Кроукрастл поскреб недельную щетину, оккупировавшую его подбородок (длиннее она не становилась: у недельной щетины нет такого обыкновения).
– Что до меня, – сказал он, – то я направился бы в Сантаун, непременно – в летний полдень, нашел бы уютное местечко, к примеру кофейню Мустафы Строхайма, и ждал бы жар птицу. Потом я поймал бы ее, как полагается, и приготовил бы как положено.
– А как полагается ее ловить? – спросил Джеки Ньюхаус.
– Так же, как твой знаменитый предок ловил перепелов и куропаток, – ответил Кроукрастл.
– В мемуарах Казановы вообще не говорится о ловле перепелов, – удивился Джеки Ньюхаус.
– Твой предок был занятым человеком, – объяснил Кроукрастл. – Не мог же он записывать все подряд. Но перепелов Казанова браконьерил неплохо.
– Кукурузные зерна и сушеная черника, пропитанная виски, – сказал Огастес ДваПера Маккой. – Мой папаша всегда делал так.
– И Казанова тоже, – кивнул Кроукрастл. – Только мешал ячмень с изюмом, вымоченным в коньяке. Он сам меня научил.
Джеки Ньюхаус проигнорировал последнюю фразу. Собственно, так и следовало поступать практически со всем, что говорил Зебедия Т. Кроукрастл, а именно пропускать мимо ушей. Но Джеки Ньюхаус все же спросил:
– А где кофейня Мустафы Строхайма в Сантауне?
– Там же, где и всегда: третья улочка от старого рынка в квартале Сантаун, не доходя до старой сточной канавы, которая некогда была арыком, но если выйдешь к ковровой лавке Одноглазого Хайяма, значит, ты пропустил нужный поворот, – начал Кроукрастл и вдруг нахмурился. – Судя по вашим не слишком довольным лицам, вы не ожидали такого подробного и конкретного описания. Я понял. Кофейня – в Сантауне, Сантаун – в Каире, Каир – в Египте, и был там всегда. Ну или почти всегда.