М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Гиллельсон Максим Исаакович

достается этот портрет» ( С у ш к о в а Е. Указ. соч., с. 222—223).

Когда весной 1837 г. Лермонтов проездом на Кавказ остановился

в Москве, он вписал в альбом А. М. Верещагиной ироническое посла­

ние «Катерина, Катерина», адресованное Сушковой. Между ней

и Лермонтовым в отношении Сушковой такой тон, видимо, был

обычным.

Сочувственное изображение Негуровой (ее прототипом была

Сушкова) в романе «Княгиня Лиговская» как будто не согласуется

с

ироническими сообщениями Лермонтова о свадьбе Сушковой, кото­

рые по его просьбе вставляет в свое письмо к дочери Е. А. Вереща­

гина (см. с. 552).

Свои воспоминания о Лермонтове с подзаголовком «Отрывок

из записок» Сушкова опубликовала в 1857 г. в журнале «Русский

вестник», а после ее смерти М. И. Семевский в 1870 г. издает

отдельной книгой «Записки» с приложением других воспоминаний

о Лермонтове, опубликованных к тому времени. Книга имела самый

широкий резонанс в печати. С резкими возражениями выступили

родственники мемуаристки, обвиняя ее в пристрастности характе­

ристик, разглашении семейных тайн и даже клевете. Это ее родная

сестра Е. А. Ладыженская, получившая в записках не слишком

лестную характеристику ( PB,1872, № 2, с. 637—662), Н. В. Суш-

ков и Н. А. Фадеева (Современная летопись, 1869, № 46,

с. 10—11).

M. Е. Салтыков-Щедрин горько сетовал на то, что в воспомина­

ниях передан только внешний облик поэта, его внутренний мир перед

читателем даже не приоткрывается ( С а л т ы к о в - Щ e д р и н M. Е.

Соч., т. 9. М., 1970, с. 390—391). Н. К. Михайловский писал: «Мы тут

видим настоящую, несомненную правду не только в общих чертах,

а и почти во всех мелких подробностях. Перед нами восстает реаль­

ный образ поэта, крайне непривлекательный, но облитый чарующей

прелестью воспоминаний женщины, беззаветно любившей и все

простившей» (Соч., т. 4. СПб., 1897, стб. 893). Б. Л. Модзалевский

считал, что следует «относиться к тем частям ее «Записок», в которых

говорится о ее отношениях к Лермонтову, как к вымыслу, бле­

стящему обману самой себя, миражу пылкого воображения» (Рус­

ский биографический словарь. СПб., 1901, т. Фабер — Цявловский,

с. 295).

519

Конечно, вникнуть во внутренний мир Лермонтова — задача

непосильная для мемуаристки. Немало в ее книге ошибок и неточ­

ностей, но основная канва отношений с Лермонтовым, несомненно,

передана верно. Это подтверждается письмом поэта к Лопухиной

и романом «Княгиня Лиговская», источниками, которые не могли

быть

известны Сушковой, так как появились в печати уже после

ее смерти. Вероятно, в какой-то мере права была Ладыженская,

уверявшая, что в ту пору «в чувствах Екатерины Александровны

преобладали гнев на вероломство приятельницы (А. М. Верещаги­

ной), сожаление об утрате хорошего жениха и отнюдь не было

воздвигнуто кумирни Михаилу Юрьевичу. Он обожествлен гораздо,

гораздо позднее». К тому же, по словам Ладыженской, Сушкова

смотрела на гибель Лермонтова «как на заслуженное наказание за

беспрерывную нестерпимую придирчивость его к г. Мартынову,

которому, по ее словам, он втайне завидовал» ( С у ш к о в а Е. Указ.

соч., с. 337).

ИЗ ЗАПИСОК

(стр. 86)

Воспоминания печатаются в более расширенном объеме, чем

в изд.: Лермонтов в воспоминаниях, 1972.Печатаются по изд.:

С у ш к о в а Е. ( Х в о с т о в а Е. А.). Записки, 1812—1841 гг. Ред.

введение и примеч. Ю. Г. Оксмана. Л., 1928, с. 107—131, 168—209,

214—218.

1 Александра Михайловна Верещагина (о ней см. с. 550—552).

2 Александр Ильич и Николай Ильич Алексеевы. Первый из

них, штабс-капитан в отставке, в 1830 г. находился под секретным

полицейским надзором (за распространение в 1827 г. стихотворения

Пушкина «Андрей Шенье»). Ф. Ф. Вигель характеризует Николая,

служившего в гренадерском полку, как юношу «дикого и угрюмого,

отчего он казался рассудителен, чего, однако же, не было» (Записки.

М., 1892, ч. 6, с. 22).

3 А. М. Верещагину, по всей вероятности, хотели выдать замуж

за Петра Васильевича Сушкова, отца Е. П. Сушковой, впоследствии

Ростопчиной.

4 Описание внешности Лермонтова в воспоминаниях Сушко-

вой вызвало возражение многих ее знакомых. «Мишель не был

косолап, — замечает А. П. Шан-Гирей, — и глаза его были вовсе

не красные,а скорее прекрасные».( С у ш к о в а Е. Указ. соч.,

с. 362).

П. А. Висковатов, основываясь на рассказах соучеников Лер­

монтова, так описывает его внешность в пансионские годы: «Он

520

был невысокого роста, довольно плечист, с неустоявшимися еще

чертами матового, скорее смуглого лица. Темные волосы, с светлым

белокурым клочком чуть повыше лба, окаймляли высокое, хорошо

развитое чело. Прекрасные большие умные глаза легко меняли вы­