М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Гиллельсон Максим Исаакович

Е. П. Мещеринова, будучи столь же типичной лич­

ностью, в противоположность Арсеньевой, выделялась

своею доступностью, снисходительностью и деликат­

ностью души.

Не могу забыть, как, прощаясь с нами после ужина,

она крестила и меня вместе с своими детьми, как стара­

лась внушить мне тот огонь христианской любви и до­

бра, которым горела святая душа ее.

Помню, что, когда впервые встретился я с Мишей

Лермонтовым, его занимала лепка из красного

воска: 2

он вылепил, например, охотника с собакой и сцены

сражений. Кроме того, маленький Лермонтов составил

театр из марионеток, в котором принимал участие и я

с Мещериновыми; пиесы для этих представлений сочи­

нял сам Лермонтов. В детстве наружность его невольно

73

обращала на себя внимание: приземистый, маленький

ростом, с большой головой и бледным лицом, он обла­

дал большими карими глазами, сила обаяния которых

до сих пор остается для меня загадкой. Глаза эти,

с умными, черными ресницами, делавшими их еще глуб­

же, производили чарующее впечатление на того, кто бы­

вал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева

они бывали ужасны. Я никогда не в состоянии был бы

написать портрета Лермонтова при виде неправильно­

стей в очертании его лица, и, по моему мнению, один

только К. П. Брюллов совладал бы с такой задачей, так

как он писал не портреты, а взгляды (по его выраже­

нию, вставить огонь глаз) 3.

В личных воспоминаниях моих маленький Миша

Лермонтов рисуется не иначе как с нагайкой в руке,

властным руководителем наших забав, болезненно-са­

молюбивым, экзальтированным ребенком.

Помню характерную черту Лермонтова: он был

ужасно прожорлив и ел все, что подавалось. Это

вызывало насмешки и шутки окружающих, особенно

барышень, к которым Лермонтов вообще был неравноду­

шен. Однажды нарочно испекли ему пирог с опил­

ками 4, он, не разбирая, начал его есть, а потом страшно

рассердился на эту злую шутку. Уехав из Москвы

в С.-Петербург, я долго не встречался с Лермонтовым,

который из участника моих игр, своенравного шалуна

Миши, успел сделаться знаменитым поэтом, прослав­

ленным сыном отечества.

Во время последнего пребывания в С.-Петербурге

мне суждено было еще раз с ним неожиданно встре­

титься в Царскосельском саду. Я был тогда в Акаде­

мии художеств своекоштным пансионером и во время

летних каникул имел обыкновение устраивать себе

приятные прогулки по окрестностям Петербурга, а ино­

гда ездить в ближние города и села неразлучно с порт­

фелем. Меня особенно влекло рисование с натуры, наи­

более этюды деревьев. Поэтому Царскосельский сад,

замечательный

по красоте и грандиозности, привлекал

меня к себе с карандашом в руке.

Живо помню, как, отдохнув в одной из беседок сада

и отыскивая новую точку для наброска, я вышел из бе­

седки и встретился лицом к лицу с Лермонтовым после

десятилетней разлуки. Он был одет в гусарскую форму.

В наружности его я нашел значительную перемену.

Я видел уже перед собой не ребенка и юношу, а муж-

74

чину во цвете лет, с пламенными, но грустными по вы­

ражению глазами, смотрящими на меня приветливо,

с душевной теплотой. Казалось мне в тот миг, что иро­

ния, скользившая в прежнее время на губах поэта,

исчезла. Михаил Юрьевич сейчас же узнал меня, обме­

нялся со мною несколькими вопросами, бегло рассмот­

рел мои рисунки, с особенной торопливостью пожал

мне руку и сказал последнее прости... Заметно было,

что он спешил куда-то, как спешил всегда, во всю свою

короткую жизнь. Более мы с ним не виделись.

A. З. ЗИНОВЬЕВ

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕРМОНТОВЕ

Бывши с 1826 до 1830 в очень близких отношениях

к Лермонтову, считаю обязанностью сообщить о нем

несколько сведений, относящихся к этому периоду,

и вообще о раннем развитии его самостоятельного

и твердого характера. В это время я, окончивши маги­

стерский экзамен в Московском университете, служил

учителем и надзирателем в Университетском благород­

ном пансионе, для поступления в который бабушка

М. Ю. Лермонтова Елизавета Алексеевна Арсеньева

привезла его в Москву. Осенью 1826 года я, по рекомен­

дации Елизаветы Петровны Мещериновой, близкого

друга и, кажется, дальней родственницы Арсеньевой,

приглашен был давать уроки и мне же поручено было

пригласить других учителей двенадцатилетнему ее

внуку 1. Этим не ограничивалась доверенность почтен­

ной старушки; она на меня же возложила обязанность

следить за учением юноши, когда он поступил через год

прямо в четвертый класс Университетского пансиона

полупансионером, ибо нежно и страстно любившая сво­

его внука бабушка ни за что не хотела с ним надолго

расставаться. От нее же узнал я и главные обстоятель­