М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
император Николай Павлович. <...> Это было первое
81
царское посещение. Оно было до того неожиданно,
непредвиденно, что начальство наше совершенно по
теряло голову. На беду, государь попал в пансион во
время «перемены» между двумя уроками, когда обык
новенно учителя уходят отдохнуть в особую комнату,
а ученики всех возрастов пользуются несколькими
минутами свободы, чтобы размять свои члены после
полуторачасового
масса ребятишек обыкновенно устремлялась из клас
сных комнат в широкий коридор, на который выходили
двери из всех классов. Коридор наполнялся густою
толпою жаждущих движения и обращался в арену
гимнастических упражнений всякого рода. В эти момен
ты нашей школьной жизни предоставлялась полная
свобода жизненным силам детской натуры: «надзира
тели» если и появлялись в шумной толпе, то разве только
для того, чтобы в случае надобности обуздывать
слишком уже неудобные проявления молодечества.
В такой-то момент император, встреченный в сенях
только старым сторожем, пройдя через большую акто
вую залу, вдруг предстал в коридоре среди бушевавшей
толпы ребятишек. Можно представить себе, какое впе
чатление произвела эта вольница на самодержца, при
выкшего к чинному, натянутому строю петербургских
военно-учебных заведений. С своей же стороны толпа
не обратила никакого внимания на появление величе
ственной фигуры императора, который прошел вдоль
всего коридора среди бушующей массы, никем не узнан
ный, и наконец вошел в наш класс, где многие из
учеников уже сидели на своих местах в ожидании
начала урока. Тут произошла весьма комическая сцена:
единственный из всех воспитанников пансиона, видав
ший государя в Царском С е л е , — Булгаков — узнал его
и, встав с места, громко приветствовал: «Здравия желаю
вашему величеству!» Все другие крайне изумились такой
выходке товарища; сидевшие рядом с ним даже выра
зили вслух негодование на такое неуместное при
ветствие вошедшему «генералу»... Озадаченный, разгне
ванный государь, не сказав ни слова, прошел далее
в шестой класс и только здесь наткнулся на одного
из надзирателей, которому грозно приказал немедленно
собрать всех воспитанников в актовый зал. Тут наконец
прибежали, запыхавшись, и директор и инспектор,
перепуганные, бледные, дрожащие. Как встретил их
государь, мы не были уже свидетелями; нас всех гурьбой
82
погнали в актовый зал, где с трудом, кое-как установили
по классам. Император, возвратившись в зал, излил
весь
грозною энергией, какой нам никогда и не снилось.
Пригрозив нам, он вышел и уехал, и мы все, изумлен
ные, с опущенными головами, разошлись по своим
классам. Еще больше нас опустило головы наше бедное
начальство.
На другой же день уже заговорили об ожидающей
нас участи; пророчили упразднение нашего пансиона.
И действительно, вскоре после того последовало реше
ние преобразовать его в «Дворянский институт», с низ
ведением на уровень гимназии 7.
В. С. МЕЖЕВИЧ
ИЗ СТАТЬИ О СТИХОТВОРЕНИЯХ
ЛЕРМОНТОВА
С именем Лермонтова соединяются самые сладкие
воспоминания моей юношеской жизни. Лет десять
с лишком тому назад, помню я, хаживал, бывало, в Мо
сковский университет (я был в то время студентом)
молодой человек с смуглым, выразительным лицом,
с маленькими, но необыкновенно быстрыми, живыми
глазами: это был Лермонтов. Некоторые из студентов
видели в нем доброго, милого товарища; я с ним не
сходился и не был знаком, хотя знал его более, нежели
другие. Лермонтов воспитывался в Московском универ
ситетском пансионе и посещал университетские лекции
как вольноприходящий слушатель. Между воспитан
никами Университетского пансиона было у меня
несколько добрых приятелей: из числа их упомяну
о покойном С. М. Строеве. В то время (в 1828, 1829
и 1830 годах) в Москве была заметна особенная жизнь
и деятельность литературная. Покойный М. Г. Павлов,
инспектор Благородного университетского пансиона,
издавал «Атеней»; С. Е. Раич, преподаватель русской
словесности, издавал «Галатею»; пример наставников,
искренне любивших науку и литературу, действовал
на воспитанников — что очень естественно; по врож
денной детям и юношам склонности подражать взрос
лым воспитанники Благородного пансиона также
издавали журналы,разумеется, для своего круга и руко
писные; я помню, что в 1830 году в Университетском
пансионе существовали четыреиздания: «Арион»,
«Улей», «Пчелка» и «Маяк». Из них одну книжку
«Ариона», издававшегося покойным С. М. Строевым