М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников

Сборник

дации Елизаветы Петровны Мещериновой, близкого

друга и, кажется, дальней родственницы Арсеньевой,

приглашен был давать уроки и мне же поручено было

пригласить других учителей двенадцатилетнему ее

внуку 1. Этим не ограничивалась доверенность почтен­

ной старушки; она на меня же возложила обязанность

следить за учением юноши, когда он поступил через год

прямо в четвертый класс Университетского пансиона

полупансионером, ибо нежно и страстно

любившая сво­

его внука бабушка ни за что не хотела с ним надолго

расставаться. От нее же узнал я и главные обстоятель­

ства ее жизни. Она вышла замуж по страсти и недолго

пользовалась супружеским счастьем; недолго муж ее

разделял с ней заботы о дочери, еще более скрепившей

узы их брака. Он умер скоропостижно среди семейного

бала или маскарада. Елизавета Алексеевна, оставшись

вдовой, лелеяла дочь свою с примерною материнскою

нежностью, какую, можно сказать, описал автор «Notre-

Dame de Paris» * в героине своего романа. Дочь под-

* «Собор Парижской богоматери» ( фр.) .

76

росла и также по страсти вышла замуж за майора Лер­

монтова. Но, видно, суждено было угаснуть этой жен­

ской отрасли почтенного рода Столыпиных. Елизавета

Алексеевна столь же мало утешалась семейной жизнью

дочери и едва ли вообще была довольна ее выбором.

Муж любит жену здоровую, а дочь Елизаветы Алек­

сеевны, родивши сына Михайлу, впала в изнуритель­

ную чахотку и скончалась. Для Елизаветы Алексеевны

повторилась новая задача судьбы в гораздо труднейшей

форме. Вместо дочери она, уже истощенная болезнями,

приняла на себя обязанность воспитывать внука, свою

последнюю надежду. Рассказывала она, что отец Лер­

монтова покушался взять к себе младенца, но усилия

его были побеждены твердою решимостью тещи. Впро­

чем, Миша не понимал противоборства между бабуш­

кой и отцом, который лишь по временам приезжал

в Москву с своими сестрами, взрослыми девицами,

и только в праздничные дни брал к себе сына. В доме

Елизаветы Алексеевны все было рассчитано для пользы

и удовольствия ее внука. Круг ее ограничивался пре­

имущественно одними родственниками *, и если в день

именин или рождения Миши собиралось веселое обще­

ство, то хозяйка хранила грустную задумчивость и лю­

била говорить лишь о своем Мише, радовалась лишь

его успехами. И было чем радоваться. Миша учился

прекрасно, вел себя благородно,

особенные успехи ока­

зывал в русской словесности. Первым его стихотворным

опытом был перевод Шиллеровой «Перчатки» 2, к сожа­

лению, утратившийся. Каким образом запало в душу

поэта приписанное ему честолюбие, будто бы его грыз­

шее; почему он мог считать себя дворянином незнатно­

го п р о и с х о ж д е н и я , — ни достаточного повода и ни

малейшего признака к тому не было. В наружности Лер­

монтова также не было ничего карикатурного 3. Воспо­

минанье о личностях обыкновенно для нас сливается

в каком-либо обстоятельстве. Как теперь смотрю я на

милого моего питомца, отличившегося на пансионском

акте, кажется, 1829 года. Среди блестящего собрания

он прекрасно произнес стихи Жуковского к Морю и за­

служил громкие рукоплесканья. Он и прекрасно рисо-

* К ней ездил старик Анненков, Вадковские, Мещериновы, из­

редка Столыпины, подолгу гащивал приезжавший с Кавказа Павел

Петрович Шан-Гирей, женатый на племяннице Е. А. Арсеньевой, осо­

бенно пленявшей Мишу своими рассказами. ( Примеч. А. З. Зиновьева.)

77

вал, любил фехтованье, верховую езду, танцы, и ничего

в нем не было неуклюжего: это был коренастый

юноша, обещавший сильного и крепкого мужа в зрелых

летах 4.

В начале 1830 года я оставил Москву, раза два пи­

сала мне о нем его бабушка; этим ограничились мои

сношенья, а вскоре русский наставник Миши должен

был признать бывшего ученика своим учителем. Лер­

монтов всегда был благодарен своей бабушке за ее за­

ботливость, и Елизавета Алексеевна ничего не жалела,

чтобы он имел хороших руководителей. Он всегда яв­

лялся в пансионе в сопровождении гувернера, которые,

однако, нередко сменялись. Помню, что Миша особенно

уважал бывшего при нем француза Жандро, капитана

наполеоновской гвардии 5, человека очень почтенного,

умершего в доме Арсеньевой и оплаканного ее внуком.

Менее ладил он с весьма ученым евреем Леви, засту­

пившим место Жандро 6, и скоро научился по-англий­

ски у нового гувернера Винсона, который впоследствии

жил в доме знаменитого министра просвещения гр.

С. С. Уварова. Наконец, и дома, и в Унив. пансионе,

и в университете, и в юнкерской школе Лермонтов был,

несомненно, между лучшими людьми. Что же значит

приписываемое ему честолюбие выбраться в люди?Где

привился недуг этот поэту? Неужели в то время, когда