Мадам Казанова
Шрифт:
— Ненависть — самое продолжительное из всех известных удовольствий. Мы любим быстро, а ненавидим бесконечно долго. — Он поднял бокал. — Выпейте и забудьте ненадолго о своей любви и о своей ненависти. Я понимаю, вы не любите меня, но ведь нельзя сказать, что вы меня ненавидите.
Он оторвал меня от кресла и поцеловал — сильно и страстно, как не целовал еще никогда. Его губы прижались к моим губам, а руки сжали с такой силой, словно он собирался таким образом освободить меня от дурных мыслей. Я целовала его исступленно и отчаянно, как будто каждым своим поцелуем наносила Наполеону удар.
Джеймс взял меня на руки и отнес в спальню с зеркалами. Казалось, у него сто рук. Он разделся, не отрываясь от моих губ, а затем нетерпеливо стал срывать с меня халат — послышался треск
— Открой глаза, — проговорил он, тяжело дыша. — Ты не должна думать ни о ком другом, когда начнет нарастать наслаждение. Я хочу видеть, как ты будешь его чувствовать. Хочу быть уверенным, что ты тоже испытываешь блаженство.
Желание Джеймса захватило меня. Отражение наших переплетенных тел во всех зеркалах действовало на меня возбуждающе. Кипевшая в нем страсть быстро передалась мне. Я уже ни о чем не могла думать, ни о чем на свете. Я пришла в полное исступление от нашей близости. Достигнув экстаза, я откинула назад голову и закрыла глаза.
Прошло некоторое время, прежде чем я очнулась. Сидевший рядом Джеймс протягивал мне полный бокал вина. Светлые влажные волосы у него на груди вспыхивали золотистыми искорками.
— За наше знакомство, — произнес он и выпил свой бокал до дна. — Можно считать, что теперь мы по-настоящему познакомились, наши последующие отношения будут лишь вариациями на эту тему.
Я невольно рассмеялась.
— Ты говоришь, как школьный учитель.
— Совершенно верно, дорогая. — Джеймс поставил пустой бокал на маленький столик у постели. — Я — учитель, а ты самая способная моя ученица. И в моей школе ты узнаешь, что искусство любви не только заменяет собой чувство, но иногда способно даже затмить его. Ты поймешь, наши тела — это своеобразные тонкие инструменты, и мы должны научиться управлять ими, если хотим достичь полной гармонии. Ты также усвоишь, что о такой вещи, как ложный стыд, вообще следует забыть. Нет ничего запретного — нормально и естественно все, что нужно двоим для получения высшего наслаждения. Занимаясь любовью, не обязательно всегда быть серьезными; здесь должно быть место и шутке, и веселому расположению духа.
С выражением сосредоточенности, почти даже торжественности на лице он нагнулся и поцеловал меня в грудь, потом его губы нежно двинулись вниз по моему телу. Я начала понимать всю справедливость его слов.
За первым уроком последовало множество других. Оставшись наедине в нашей комнате с зеркалами, мы занимались любовью, шутили и смеялись, получая от этого особое наслаждение и надеясь на продолжение. Теперь, когда я находилась в столь непринужденной атмосфере, мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не забыть о своей ненависти и своем стремлении отомстить. Мне было необычайно хорошо, ощущение внутренней раскрепощенности, благополучия воистину быстро передавалось от меня всем, с кем мне приходилось общаться. В лондонском обществе я пользовалась успехом: за мной ухаживали, приглашали в лучшие дома с визитом, отпускали комплименты и делали предложения — как серьезные, так и весьма легкомысленные. Джеймса, ходившего с гордым видом, не мучила зависть по поводу моей популярности. Таким образом, я завоевала Лондон и решила здесь остаться.
В Вудхолл-Коттедж я приехала лишь для того, чтобы забрать Малышку и кое-какие оставшиеся там вещи. Миссис Хотч встретила меня с печальным лицом.
— Мадам, — сказала она, едва не плача, — случилась ужасная вещь, Малышка убежала. Мы повсюду ее искали, но она как сквозь землю провалилась.
— Как же это могло произойти? — пробормотала я.
— Я не виновата, — стала оправдываться миссис Хотч. — Я ухаживала за ней и оберегала как зеницу ока. А позавчера… дверь осталась чуть-чуть приоткрытой… и Малышка выскочила… она исчезла.
У меня не хватило духу упрекать в происшедшем миссис Хотч. Я вся задрожала и, глотая слезы, бросилась в парк, где бегала и звала Малышку, пока не потеряла голос.
В эту ночь я не могла заснуть. У меня перед глазами стояла голодная, холодная, наверняка замерзающая
На рассвете я отправилась верхом искать ее по всем окрестностям. Расспрашивала о ней у сельского люда, у местных жителей и их детей. Я объехала все деревни в округе — никто не видел Малышку, никто ничего о ней не знал. Словно одержимая, я не дала ни минуты отдыха ни лошадям, ни сопровождавшему меня Картеру. День поисков закончился безрезультатно, я вернулась домой безмерно усталой, седло натерло мне ноги. Есть совсем не могла; сидела у камина с чашкой горячего чая и роняла в нее слезы. Мне не хотелось больше думать о Джеймсе, о Лондоне, о каких-то там удовольствиях. Сейчас я оплакивала свою Малышку и была намерена оставаться здесь до тех пор, пока не узнаю, что с ней произошло.
Ночью я опять не спала. Глядя в темноту воспаленными глазами, слушала завывание ветра, стук ставней, треск веток. Много раз мне мерещилось, что с улицы доносятся жалобный лай и повизгивание, тогда я вскакивала и высовывалась из окна, но там шумел только ветер, рыскающий вокруг и разгоняющий в небе клочья туч. К утру я забылась беспокойным сном, и меня стали мучить кошмары. Возле гильотины стоял забрызганный кровью палач с лицом Наполеона. Этот громадного роста палач смеялся, а в руке он держал за волосы отрубленную женскую голову. Ее рот открылся в безмолвном крике, который я одна могла слышать, и он пронзительно, не переставая, звучал в моих ушах. Я проснулась в холодном поту и села в постели. За окнами все еще было темно, на дворе бушевала непогода. Мне снова почудилось, что сквозь шум ветра я слышу какой-то скулящий звук, я мгновенно вскочила, набросила на бегу халат и устремилась вниз по ступенькам к двери застекленной террасы. И тут опять услышала это жалобное повизгивание. Тогда рывком отворила дверь, меня обдало ледяной волной — там, на пороге, сжавшись в дрожащий комочек, замерзала мокрая Малышка. Я схватила ее, прижала к себе, чувствуя, как бешено колотится ее маленькое сердечко и как она пытается вилять хвостом. Это помогло мне поверить, что она действительно вернулась ко мне.
Спустя какое-то время Малышка, к моему удивлению, произвела на свет четырех крошечных щенят — двух черных, одного белого и одного рыжего. Судя по тому, какими они были очаровательными, она явно проявила большой вкус в выборе партнера. Вскоре все они стали избалованными обитателями богатых лондонских гостиных.
Я привыкла к своей новой жизни. Джеймс подарил мне тот маленький домик на тихой лондонской улице. Все в конце концов великолепно устроилось, и я ни в чем не испытывала недостатка. Кроме миссис Коллинз, у меня была теперь кухарка, миссис Берн, а также дворецкий по имени Уолкер. В моем распоряжении имелась сверкающая черная карета с позолотой и пара вороных лошадей, за которыми ухаживал кучер Джереми. Мне не приходилось ничего делать; Джеймс сам платил слугам, а в моей спальне серебряная шкатулка постоянно пополнялась звонкими монетами, и я могла тратить их на что захочу.
На Корсике — даже в самых смелых своих мечтах — я не могла бы представить себе такой роскоши. И все-таки то, что окружало меня сейчас, меркло в сравнении с великолепием и пышностью теперешней жизни Наполеона! Все чаще и чаще я слышала про него от других. В Италии в военных делах ему неизменно сопутствовал успех. Он жил там в замках и дворцах. Австрийская армия, точно стайка испуганных цыплят, бежала от Наполеона, изумившего блестяще одержанными победами даже свой собственный народ и правительство в Париже. Теперь его называли гениальным полководцем и непобедимым завоевателем. Солдаты боготворили Наполеона, враги боялись и уважали, он принес Франции в качестве военных трофеев бесценные произведения искусства и огромные суммы денег; не приходилось сомневаться, что немалая часть всего этого поступала в его собственное распоряжение. Все его грандиозные замыслы, вся та хвастливая болтовня, с помощью которой он когда-то вскружил мне голову и добился моей любви, осуществились, словно специально, чтобы досадить мне.