Доктровея-Бальбина Всеотбога — женщина пятидесяти восьми лет, маленькая, кругленькая; лицо у нее цветущее и спокойное, выражение блаженное, вид заискивающий, степенный, болтовня ее носит мистический характер: в ее устах и сплетня хранит в себе оттенок апостольский, римско-католический. Это тип — средний между привратницей и настоящей святошей. Мадам Всеотбога дает напрокат стулья в церкви миссионеров. Стоит посмотреть, как она в воскресенье за поздней обедней выполняет свои полужреческие
обязанности с чувством собственного достоинства, смягчаемого благосклонностью! Она вездесуща и всеведуща. Юлий Цезарь знал только имена своих солдат; мадам Всеотбога знает ранг и воззрения всех своих прихожан. С точностью до миллиметра ей известно, какую степень уважения следует выказать каждому из них. Вглядитесь, с каким изысканным тактом она пододвигает стул герцогине, сгибаясь перед нею до самой земли, как она кланяется маркизе, а виконтессе только кивает головой, и как гордо проходит она мимо супруги депутата-либерала, который подал голос за коллективное обращение к королю и которого господин кюре, в предупреждение всем верующим, назвал недавно с кафедры зверем апокалиптическим. В наш век, когда все умеют попрошайничать, никто этого не делает столь непринужденно, как она, даже аббат Демазюр, когда просит подаяния для лазаристов [1] ; никто не платит за эту неизбежную подать столь любезным поклоном, даже священник церкви Сент-Этьен, когда ему дают мелкую монету. И не подумайте, что мадам Всеотбога пользуется всеобщим уважением только во время обедни и в пределах церковного портала. Как благовоние ладана, благоухание святости не покидает ее и в гражданской жизни. «От этого дома по всей Европе разливается запах бальзама», — сказал Брийа-Саварен о каком-то гастрономическом заведении. Можно сказать, что и от мадам Всеотбога разливается запах бальзама по всему Сен-Жерменскому предместью. Подобно светским дамам своего квартала, она устраивает собеседования, на которых присутствуют лучшие из религиозно и монархически настроенных горничных. Прошлой зимой была бы произнесена специально для их кружка проповедь, если бы ее племянник, ученик семинарии св. Сульпиция, задолго готовившийся к этому достопамятному вечеру, при немалой помощи Массильона и блаженного Августина, не запнулся на третьем слове, подобно преподобному отцу Сампсону, когда тот впервые взошел на кафедру. Здесь читают газету «Котидьен» [2] , «Жизнь святого Игнатия» и книгу г-жи де Жанлис «Вереск служанок», словом, умерщвляют дух всяческими способами. Здесь немного занимаются богом и много — своим ближним; перебирают всех виднейших особ своего квартала, — счастлив тот, кто выйдет из этого испытания чистым! Но с некоторых пор эти благочестивые собрания прекратились, и от улицы Варенн до улицы Таранн, от
церкви миссионеров до заставы Анфер, во всем районе, подлежащем компетенции этого дамского трибунала, ко всеобщему изумлению, уже ничего не слышно о душеспасительной местной хронике. В воскресенье можно было заметить, что мадам Всеотбога утратила то блаженное выражение лица, которое не покидало ее при отправлении ею своих обязанностей, исчезла улыбка, исчезла благосклонная предупредительность, нет медоточивости, вместо того мрачность, плохо выглаженный чепчик и такая озабоченность, что однажды, уверяют, она прошла мимо алтаря, не совершив обязательного приседания. Откуда подобная перемена? Musa, mihi causas memora... [3]
Увы! Нужно ли удивляться ее рассеянности? Только половину ее самой видите вы в церкви миссионеров, а другая сидит на цепочке возле Монпарнасского бульвара и жалобно тявкает. Бедняжка Тоби, ты честь своего рода, ты, вместе с богом, с чижами, кошками и злословием, пользующийся привилегией утешать старых дев! Забавный песик испанской породы! Ты томишься вдали от своей хозяйки. Что я говорю, — от твоей второй матери! Тщетно ты требуешь, чтобы позаботились о твоем обычном туалете, чтобы взяли тебя, как всегда, на колени. Подчиненный суровому режиму, ты вздыхаешь, думая о наваристом супе, о вкусной похлебке, о сдобном сухарике, бедняжка Тоби!.. Но, быть может, озлобленный постигшими тебя неприятностями, ты обвиняешь ту, которая решилась расстаться с тобой? Неблагодарный! Ты не знаешь, чего стоило ей принести эту скорбную жертву, оставив тебя на попечении г-на Андре, коему поручено восстановить твое здоровье, пошатнувшееся от строгостей великого поста. Но ее попечение не покидает тебя и в этом доме испытаний. Прежде чем расстаться с тобой, она предусмотрительно позаботилась о спасении твоего тела, почти что о спасении твоей души. Вот последние ее слова, обращенные к эскулапу, заботам которого она вверила тебя:
— А особенно прошу вас, не давайте ему мяса по пятницам.
