Мадам

Энджелл Джанетт

Маффи вскинула голову, и наши глаза встретились. На ее щеках играл легкий румянец, а взгляд просветлел.

– Красивый мальчик, – сказала Маффи и протянула мне фотографии. – Ты удивительная женщина, Персик. У тебя свое дело, но при этом есть семья.

Я не чувствовала себя особенно удивительной.

– Все зависит от приоритетов, – сказала я так, словно заранее распланировала всю свою жизнь. А ведь я чуть было не потеряла Бенджамена из-за того, что не воспринимала его всерьез. А Сэм, самая восхитительная часть моей теперешней жизни, родился, можно сказать, случайно. Но этого никому знать не нужно.

– Я знаю. – Голос Маффи стал мечтательным.

Она сделала глоток мартини и посмотрела в окно на прохожих, спешащих куда-то по своим делам. Ньюбери-стрит такое место, где вы можете сидеть в кафе и наблюдать за людьми, и в конце концов увидите, что одни и те же люди проходят один раз, второй, третий, поскольку гуляют с целью, так сказать, людей посмотреть, себя показать. – Еще в колледже, – сказала Маффи таким тоном, словно говорит о событии, случившемся несколько десятков лет назад, – я очень сильно любила одного парня. Он был само совершенство, Персик, страстный, добрый, сексуальный… – Маффи вздрогнула. Она говорила со мной, но смотрела на людей, гуляющих снаружи. – Я почему-то решила, что он мой. Я думала, что у нас все получится… короче, не знаю, всякий раз, когда я думала о будущем, он там присутствовал, был частью этого будущего. И какое бы будущее я ни рисовала в своих мечтах, я не могла представить свою жизнь без него…

– И что случилось?

Маффи пожала плечами.

– Я его потеряла… Потеряла и подумала, что будущего у меня нет. Тогда-то я и решила, что останусь здесь и найду себе работу. Я решила построить что-то свое, независимое ни от кого другого.

Я не знала, что сказать.

– Мне жаль…

Впервые эти невероятно зеленые глаза посмотрели прямо на меня.

– А мне нет, – сказала Маффи несколько удивленно. – Слишком много женщин боятся потерять кого-то, поэтому не пытаются изменить свою жизнь. – Она сделала еще один маленький глоток мартини, словно смаковала вкус напитка. – Я думала, что жизнь кончена, раз я его потеряла, и думала только о потере, а не о том, что когда-то мы были счастливы вместе. А ведь только это имеет значение. Мы – это то, что у нас было, а не то, что мы потеряли.

Интересно перевести это все в термины права собственности, подумалось мне, но Маффи не собиралась задерживаться, она снова стала стремительной и поверхностной, вытащила фотографию своей семьи, улыбающейся под лучами заходящего солнца, с роскошным белоснежным особняком на заднем плане. Их будущее было заложено на генном уровне, и я поняла, какая перспектива ждала Маффи. Кажется, в конце концов она обнаружила капельку мудрости, даже сквозь гены своих предков, англосаксонских протестантов.

Маффи время от времени проявлялась в течение того года, хотя я не думала о ней, по крайней мере не больше, чем о других своих девочках. Как я уже сказала, мой способ ведения дел – думать о девочках как о некой общности, не воспринимая их по отдельности, как личность. Я отправляла Маффи на вызовы. Клиенты продолжали обожать ее, и тот день, когда мы вместе сидели в «Санси», постепенно поблек. Иногда я даже задумывалась, а не приснилась ли мне наша встреча.

Когда Сэму исполнилось пять, то накануне Рождества я не смогла влезть в юбку, которую забрала из химчистки. Все понятно – я снова забеременела. Бенджамен уже давно окончил училище и теперь работал в компании, занимавшейся реставрацией домов. Их офис находился на Браттл-стрит в Кембридже. Он чуть с ума не сошел от страха при мысли, что нас станет четверо, хотя в то же время пришел в неописуемый восторг и готов был сообщить новость

любому, кто слушает. Для человека, который никогда не думал, что заведет детей, Бенджамен с удовольствием воспринял отцовство.

Арендная плата на наш дом снова выросла, и Бенджамена душила жаба отдавать такие деньги чужим людям. В его сознании понятия «прочно стоять на ногах» и «иметь свой дом» шли рука об руку, и он считал, что мы и так слишком долго откладывали этот вопрос на потом. Я не могла оформить закладную на себя, хотя определенно была в состоянии внести первый взнос. Но Бенджамен работал уже давно и получал неплохие деньги, так что все складывалось удачно.

Одна из бывших моих сотрудниц, Каро, решила в свое время «вернуться на путь истинный» и переквалифицировалась в риэлтора. К настоящему моменту она выросла уже до партнера в агентстве недвижимости на Бикон-стрит и обросла связями, в том числе и с ипотечными компаниями. Мы решили, что Каро сможет сделать за нас всю бумажную работу.

И если тогда я меньше внимания уделяла работе, то только по уважительным причинам: я была беременна, мы все свободное время осматривали дома, обсуждали, где бы нам хотелось поселиться, и изучали ближайшие пригороды Бостона. Возможно, я просто нахожу отговорки, почему я не обратила внимания на то, что Маффи куда-то пропала.

Девушки приходили и уходили. Они заводили бойфрендов и переставали работать, а потом отношения заканчивались ничем, и они снова возвращались ко мне. Или они находили нормальную работу и бросали проституцию, но время от времени все-таки ездили на вызовы ради дополнительного заработка. Меня беспокоило только здесь и сейчас: кто может работать сегодня, кто может работать в ближайшие выходные. Я не должна держать девочек за руку. По крайней мере, я постоянно себе напоминала об этом.

В один тоскливый январский день раздался звонок. Дело было вечером, когда тени уже удлиняются, сообщая о приближении сумерек, а из-за ветра дребезжат оконные стекла. В комнате царила темнота, меня подташнивало из-за токсикоза, и я не могла заставить себя встать и включить свет. Скоро вернется Бенджамен, а няня, наоборот, уйдет. Муж включит все лампы в доме, и мы поужинаем и проведем какое-то время втроем, я, Бенджамен и Сэм, а потом я включу телефоны. Так я думала, когда раздался звонок.

В трубке я услышала голос молодого, хорошо воспитанного человека.

– Здравствуйте, могу ли я поговорить с Персиком?

Этот номер я давала девочкам. Я нахмурилась и поплотнее закуталась в платок, наброшенный на плечи. Возможно, меня уже терзали дурные предчувствия, не знаю, помню только, что внезапно мне стало ужасно холодно.

– Это я.

– Здравствуйте. Наверное, мой звонок покажется вам странным… – Короткая, еле заметная пауза, а затем мой собеседник продолжил громче и увереннее. Я представила человека, который отчаянно пытается взять себя в руки. – Меня зовут Гаррисон Грэнвиль. Думаю, вы каким-то образом можете знать мою сестру, Мелиссу Грэнвиль.

Этот голос… это имя… Я вспомнила летний день на снимке, который Маффи показывала мне в «Санси», изумрудную лужайку, густые тени и белоснежный дом на заднем плане.

– Маффи?

– Да, мы называли ее Маффи. Называли…

– Что случилось? – спросила я, но, думаю, уже тогда поняла, в чем дело, и ощутила комок в горле, почувствовала, что меня сейчас вырвет.

Гаррисон откашлялся. Да, он еще очень молод, судя по тому, каким мальчиком кажется на той фотографии, где стоит в спортивной куртке рядом с сестрой.