Мадам
Шрифт:
– Мы обнаружили ваше имя и телефон в ее записной книжке, – осторожно начал он. – Мне очень горько сообщать вам это, но Маффи… она умерла три дня назад.
– Что случилось? – спросила я и запоздало прибавила: – Примите мои соболезнования.
– Спасибо. – Гаррисон старался не терять мужества. – Можно спросить вас, откуда вы знали мою сестру.
Я сглотнула, еще раз, пытаясь сдержать рвотный позыв.
– Мы дружили, – прошептала я, жалея, что это неправда. – А что случилось, Гаррисон?
Снова короткая пауза. На этот вопрос мальчик еще не научился
– Передозировка снотворного, – наконец осторожно ответил Гаррисон. – Мы не собираемся сообщать об этом прессе, так что я должен попросить вас сохранить сказанное в секрете.
Комната закружилась вокруг меня, и желудок накренился.
– Простите, – только и смогла сказать я, теперь мне пришлось зажимать рот рукой.
– Если вы хотите, мы известим вас о дате и месте проведения похорон, – неуверенно пробормотал он, но я не могла продолжать разговор.
– Нет, спасибо, – выпалила я на одном дыхании. – Мне так жаль.
К тому времени, как я положила трубку, я была уже на полпути к ванной. Меня чуть было не вырвало по дороге.
Я проползла по холодному кафельному полу в туалет, знакомым жестом обняла унитаз и почувствовала его прохладное прикосновение к моему лбу. Я закрыла глаза. Я снова в Атлантик-Сити, рядом со мной рядком разложены таблетки, готовые запрыгнуть мне в рот и унести меня туда, куда я хочу уйти. И голос моего отца, эхом доносящийся через годы: «Я хочу увидеть мою девочку». Закрытая дверь, меня так и не пускают, идиотский алтарь, сооруженный матерью в память о папе, – все вперемешку. Сколько раз смерть казалась мне предпочтительней жизни? Уснуть и уплыть туда, где ничего не нужно чувствовать, решать, делать… И не просто не бояться вечной темноты, а радоваться ей. Господи, это соблазн следует за нами по пятам, да?
Несмотря на все свои вялые попытки самоубийства, среди моих знакомых не было никого, кто покончил бы с собой, и тем более среди моих девочек.
Я уселась на холодный пол и стала оплакивать Маффи.
Позже, когда я лежала в постели с мокрым полотенцем на лбу, а рядом сидел Бенджамен и гладил меня по руке, я попыталась поговорить о случившемся.
– Почему?
Голос Бенджамена прозвучал очень трогательно.
– Кто же знает, – тихо сказал он. – Может, она не могла оправдать надежд своей семьи и не выдержала этого.
– Мне казалось, что она уже привыкла и не обращает внимания, – сказала я. – Господи, Бенджи, может быть, что-то случилось на вызове?
– Ну конечно же нет, – тут же возразил он. – Девочки работают каждый день, но никто из них не кончает жизнь самоубийством.
– Это мы так думаем, – мрачно заметила я.
Но Бенджамен меня не понимал.
– Эбби, тебе нужно выбросить это из головы. Ты не можешь отвечать за всех на свете. Эта девушка ведь не выходила на работу несколько недель, да?
Я беспомощно кивнула. Мы начали разбор полетов еще за ужином, когда
– Значит, самоубийство не было реакцией на что-то случившееся во время вызова, – сделал вывод Бенджамен.
– Я пытаюсь вспомнить, с кем она виделась в последний раз. – Это было несколько недель назад, а я не веду записей. И обычно горжусь этим. – Не помню. Может, с Карлом Лианца, с парнем из «Четырех сезонов», она к нему часто ездила.
– Не важно, – снова повторил Бенджамен. – Это произошло не из-за тебя.
– Да, я знаю, – разозлилась я. – Даже я не настолько тупая эгоистка, чтобы не понять, что если кто-то кончает жизнь самоубийством, то это необязательно из-за меня.
– Я не это имел в виду, – обиделся Бенджамен.
– Знаю. – Но мне было ужасно плохо, и это не просто заезженная пословица, что на людях и горе в полгоря. – Просто ты ее не знал.
– Ты тоже, – заметил он. – Она работала на тебя, Эбби. Сколько раз ты с ней встречалась? Один? И вдруг ты начинаешь рвать на себе волосы, уж не подтолкнула ли ты ее к самоубийству? Все не так просто.
Где-то в глубине сознания голос предупреждал меня, что пора остановиться, и я вспомнила, увы, слишком поздно, что кто-то из родных Бенджамена покончил с собой. Двоюродный брат? Дядя? Девушка умерла, ее семья скорбит, а я только и могу сделать, что ухудшить состояние своего мужа, всего лишь пытающегося меня утешить. Отлично, Эбби, так держать!
А потом мне показалось, что Маффи с нами в комнате, и я явственно слышу ее голос. Слова, которые я никогда не смогу забыть, эхом отдавались в моей голове: «Я думала, что жизнь кончена, раз я его потеряла, и думала только о потере, а не о том, что когда-то мы были счастливы вместе. А ведь только это имеет значение. Мы – это то, что у нас было, а не то, что мы потеряли».
Я разрыдалась. Оплакивая то, что у нее было, а не то, что она потеряла.
После смерти Маффи я заметила, что мое поведение изменилось и я по-другому смотрю на вещи. Я начала ценить людей, а не принимать их как данность и старалась быть в курсе их дел.
Джаннетт ушла от меня уже больше пяти лет, и я позволила нашей дружбе сойти на нет, поэтому решила теперь позвонить ей. Казалось, она удивилась, услышав мой голос, и осторожно обрадовалась. Оказалось, что она тоже выходит замуж.
– Вот уж не думала, что когда-нибудь это случится, – сказала она.
– И что же заставило тебя передумать?
– Просто я познакомилась с мужчиной, без которого не могу жить, – ответила она, и я улыбнулась. Иногда все так просто.
У нее вот-вот должен был выйти роман, тот самый, который она задумала в те дни, когда читала отрывки в моей квартирке на Бэй-Виллидж.
– Он так тяжело мне дался, – вздохнула Джаннетт. – Мой жених Тони предложил название «Джаннетт у психотерапевта». Придешь на встречу с читателями?