Мадонна без младенца
Шрифт:
Пока Кирилл был юниором, тренировала его женщина. Громогласная, острая на язык, а если ее довести, могла и ракеткой по попе приложить. Но подопечные ее обожали. Потому что тренерша, хотя и крыла их нещадно, была с пониманием. И даже – единственная во всем теннисном клубе! – ввела правило: что каждый спортсмен может без объяснения причин раз в месяц пропустить тренировку. Или – если игра совсем не идет – с занятия уйти. Тоже не оправдываясь.
А другим коньком женщины-тренера был индивидуальный подход. «Фабрис Санторо, например, роста крошечного,
И каждому из их группы помогла свой «козырь» найти. Кириллу внушала: «Ты счастливчик! В теннис играешь, как в покер. Умеешь притворяться!»
Он и правда умел измотать противника ударами из угла в угол. И замахнуться – будто бьет туда же. А в последний момент неуловимым движением укорачивал, и мяч падал сразу за сеткой.
Но когда Кириллу исполнилось пятнадцать, его убедили перейти к тренеру рангом повыше. «А то так и застрянешь в талантливых юниорах!»
Он послушался. С тех пор – не обманули советчики! – существенно поднялся в рейтинге, взял первые места на нескольких не слишком крупных турнирах, а финалов сыграл вообще без счета. Единственная беда: раньше теннис был его любовью. Искренней, настоящей. А теперь стал работой. Работой тяжкой, неблагодарной, чертовски ответственной.
Новый тренер приговаривал: «Вы, теннисисты, как балетные. Вкалываете только до тридцати, потом пенсия. Значит, и пахать вам надо втрое интенсивнее, чем обычным людям».
Козырь, которым Кирилл очень гордился, тренер поднял на смех: «Какая, к дьяволу, хитрая игра?! В современном теннисе главное – физика. В первую очередь ты должен быть вынослив и силен. А всякие секреты оставь для девчонок».
Кто спорит, иметь пушечную подачу – классно, и парень, конечно, был благодарен тренеру, что с его помощью стал подавать со скоростью за двести. Но давалось ему увеличение силы удара очень не просто. Проведешь на корте шесть часов в день (против трех-четырех, как прежде) – и впору сдохнуть. Мышечная боль, казалось Кириллу, будет теперь с ним всегда, даже в коротких отпусках. А что самое обидное: сколько он ни тренировался, на турнирах всегда находились те, кто и «быстрее, и выше, и сильнее». Или – просто удачливее.
…Турнир, который начинался завтра, как назло, собрал всех, кому Кирилл уже проигрывал. Да еще и тренер устроил жесточайший разнос за пропуск целых двух тренировок:
– Нашел время шляться в самые ответственные дни!
Хотя сам Кирилл считал, что поездка в Калядин его, наоборот, вдохновила. Да благодарная улыбка Али стоит ста, тысячи тренировочных часов на корте! А одобрительное бабушкино: «Эта женщина – с твоей стороны, отличный выбор»! А робкая благодарность Алиной дочери, Настеньки: «Спасибо вам, Кирилл Игоревич, что мою маму спасаете!»
Кирилл слушал вполуха ругательства тренера, а про себя улыбался, думал: «Размету, к черту, всех. Тебе назло. А кубок отвезу в Калядин».
Да и призовые за первое место (пять тысяч долларов) Алле сейчас очень не помешают.
В итоге расхрабрился окончательно и на последнюю тренировку – накануне турнира – просто забил. Отключил телефон (какой смысл выслушивать очередные претензии
Посмотрел пару неплохих фильмов, разгрузил мозг. Ближе к полуночи на городской позвонила бабушка. Отчиталась:
– Аля твоя мечется, конечно, страдает, но потихоньку начала привыкать. Сегодня вечером все вместе – Настенька помогала! – пельмени лепили.
– Как она себя чувствует? – обеспокоенно поинтересовался Кирилл.
– Физически прекрасно, – заверила бабушка. – Второй триместр вообще самое спокойное время беременности. А морально… тяжело ей, конечно. Очень она обижена на своего мужа.
– Я думаю! – горячо воскликнул Кирилл. – Сволочь такая! Я б его своими руками убил! Ну, или в глаз дал бы.
– Он тогда сразу догадается, – мгновенно отреагировала бабушка.
– Понимаю, – уныло вздохнул Кирилл.
– Аля, кстати, – сменила тему Виктория Арнольдовна, – завтра утром в церковь собирается. Хочет у Николая Угодника для тебя удачи на турнире просить.
– Правда? – недоверчиво спросил Кирилл.
– Честное благородное. И еще сказала, что у меня очень мудрый внук. И вообще замечательный.
Тут уж Кирилл совсем окрылился. Может, получится, как в самых его дерзких мечтах? Пройдет время, Алла привыкнет к мысли, что он может быть не только учеником, но и возлюбленным? Он станет выигрывать престижнейшие турниры, Аля – ездить с ним, болеть за него на трибуне и горячо поддерживать ночами, на кровати кинг-сайз пятизвездочного отеля…
Надо бы уже спать, чтоб завтра, в день первого круга соревнований, с утра быть свеженьким, но разве уснешь, когда одолевает тебя предвкушение успеха? До часу ночи по квартире бродил, а в пять минут второго в дверь позвонили.
Проигрывать врагу обидно.
Проигрывать женщине – невыносимо.
Василий, конечно, и раньше подозревал, что Вера втянула его жену в суррогатное материнство неспроста. Но когда выяснилось, насколько все просчитано, просто в депрессию впал. Обидно, горько. И еще непонятно: как женщины могут быть такими жестокими?!
Он вспоминал Веркины старания в постели, ее сладостные стоны, восхищенные комплименты (насквозь, получается, лживые) – и руки сами собой сжимались в кулаки.
И главное: выхода нет! Со всех сторон подлая баба его обложила. И даже не удосужилась выждать сорок восемь часов, что обещала ему выделить на поиски Аллы.
Уже на следующее утро после исчезновения жены в квартире – очень рано, еще семи не было – затрезвонил телефон. Василий спросонья потянулся к мобильнику, уронил его с тумбочки, сообразил, что звонит городской, пошаркал к нему, натыкаясь на мебель…
Это была его мать. Она рыдала – отчаянно, громко. Вася с трудом сквозь ее судорожные всхлипы добился ответа: к ней только что приходили двое. Огромные, невоспитанные бугаи. И требовали денег. «Какие-то двести пятьдесят тысяч долларов. Уверяют, что ты им должен, Васенька. Это правда?!»