Мадонна без младенца
Шрифт:
Но только не шел к ней сон-избавленье. Крутилась, вертелась, вздыхала. Все больше и больше ужасалась ситуации, в которую себя загнала. Да, безусловно, Кирилл и его бабушка милые люди. Но жить в их доме? Считай, из милости?!
Наконец выбралась из постели. На цыпочках вышла в коридор, заглянула в соседнюю комнату к Настеньке. Дочка сладко посапывала. Сон ее охранял старенький плюшевый львенок. Судя по улыбке, что блуждала на дочкином личике, снилось ей и правда что-то очень приятное.
Алла поправила девочке одеяло, чмокнула Настену в тепленькую макушку. Виновато подумала, что не только себя загнала в тупик – дочку тоже. Увезла Настю из столицы
Она выскользнула из комнаты. Семь утра, за окнами темнота, и тишина на улице полнейшая. В Москве в это время уже и дворники лопатами скребут, и машины народ прогревает. Но в Калядине – по крайней мере, в «особняковой» его части – на службу, кажется, никто не торопился.
…И тут же мысль вернулась к собственным проблемам. Где ей здесь, в Калядине, работать? В школу на пятом месяце беременности, когда уже животик стал виден, ее не возьмут. Кирилл, правда, уверял, «что мы с бабулей тебе учеников целую кучу найдем», но много ли в провинциальном городе платят репетитору английского языка? Да и кому здесь иностранный нужен?
Куда ни глянь, везде тупик и тоска. Да еще в памяти снова всплыли мерзкие кадры из кино про подругу и мужа.
Аля не удержалась, всхлипнула.
И тут дверь в кухню распахнулась. Виктория Арнольдовна! Свежа, аккуратно причесана, невозмутима. Улыбнулась гостье, попросила: «Включи, пожалуйста, чайник».
Уселась за стол, посетовала:
– Насчитала как минимум пару тысяч слонов. Толку никакого. Не спится.
– Я вам, наверно, помешала, – виновато пробормотала Аля.
– При чем здесь ты? Мне мой возраст мешает, – усмехнулась старуха. – В наши годы подруга на чай зашла – уже событие. А тут столько волнений: любимый внук приехал, даму с собой привез.
Алла жутко смутилась. Надо, наверно, сразу сказать пожилой женщине, что она никогда не будет дамой Кирилла. Как бы тот ни надеялся.
Но Виктория Арнольдовна окинула ее проницательным взором, усмехнулась:
– Не старайся.
– В смысле?
– Все мне объяснять. И так прекрасно понимаю. Что Кирюша мой влюблен в тебя, как глупый щенок. А ты его отшиваешь. Но, видно, крепко тебя сейчас прижало, раз ты поехала с ним…
Пожилая женщина легко поднялась, подошла к Алле, обняла, сочувственно молвила:
– Ну что ты терзаешь себя? Дело-то уже сделано. Прошлую жизнь, Москву ты перечеркнула. Так что не жалей теперь ни о чем. Осваивайся здесь, у нас. Все устроится. И работа найдется, и школа для дочки, и, – подмигнула, – любовь свою еще встретишь.
Аля смотрела на старуху во все глаза, а та продолжала вещать спокойно, почти весело:
– Лучше б гордилась собой, а не тосковала. На таких, как ты – кто осмелился выбиться из ряда — весь мир держится!
Виктория Арнольдовна сыпанула в чашку изрядную толику чая, залила кипятком, накрыла крышкой, усмехнулась:
– Я и сама ненавижу жить по канонам. Знаешь, сколько шуму было, когда я еще в прошлом веке, в пятьдесят девятом году – тогда мамонты еще существовали, как мой Кирилл уверен, – мужа бросила? А он, между прочим, был кандидатом в члены «цэка» партии. Той самой, КПСС. Ты еще в Советском Союзе родилась, можешь представить, какого масштаба была фигура?
С удовольствием отхлебнула угольно-черного
– Муж взбесился ужасно. Объявил – влияние-то огромное! – меня в розыск по всему СССР. Как в шпионском фильме, я волосы перекрашивала, глаза под очками прятала. Ни на работу устроиться, ни на улицу толком выйти. Реально голодали! Любимый – ради кого я мужа бросила – нищий был, как церковная мышь. Но, думаешь, – приосанилась она, – хоть на секунду я пожалела о том, что сделала?
– А чем все закончилось? – заинтересовалась Аля.
– Да не так, чтобы хеппи-эндом, – вздохнула старуха. – Любимый вскоре умер, у него сердце слабое было. К мужу я, конечно, не вернулась – хотя он и звал, сделал милость. Тянула сына одна. Все точь-в-точь как в том фильме – «Москва слезам не верит». С единственной разницей: директором фабрики стала не я, а сын. Он у меня, – лицо погрустнело, – мальчиком был способным, трудолюбивым. И благодарным. Как только первые деньги появились, тут же исполнил мамину мечту: чтоб свой дом был и полная свобода. Спешил, будто чувствовал…
Старуха помрачнела еще больше, добавила:
– Сын – отец Кирилла – пятнадцать лет назад погиб. Вместе с женой. В автокатастрофе.
– Сожалею, – пробормотала Аля.
– Спасибо Богу, внучок со мной остался, моя отрада, – тепло улыбнулась старуха. Добавила лукаво: – Мы с ним, кстати, тоже против всех канонов живем. Кирюшка поначалу рос настоящим тепличным созданием. Он же поздний ребенок у сына. А у меня поздний внук, соответственно. Пухлощекий был, неловкий. Зато умненький. Научился читать лет с четырех, над книжками круглые сутки сидел. Ласковый был, как девочка. Постоянно цветы мне дарил, по хозяйству помогал, научился вязать. Попросился в музыкальную школу. Во дворе его поколачивали, смеялись. А мне, конечно, в радость такой домашний внучок, но умом я понимала: жизнь парню калечу. И решила ситуацию переломить. Сначала на карате Кирюшку привела – не получилось у него. И с хоккеем не вышло, и с гимнастикой. В конце концов притащила его на теннис. В восемь лет – хотя начинать надо с пяти самое позднее – умолила тренера дать парню шанс. Представляешь картину? Группа новичков, сопливые дошкольники, а вместе с ними тренируется дылда, второклассник! Я почти уверена была: не выдержит Кирюша. Однако у него тоже характер. Да и понравился ему теннис. Единственный, сказал, спорт, где нужно не тупо прыгать-бегать-по лицу бить, а думать. Через год уже в соревнованиях участвовал – по возрасту на пределе прошел, там ограничения от шести до восьми. И дальше понеслось. А теперь он звезда! Обещал мне салатницу с Уимблдона добыть. И добудет! Дожить бы только…
Аля, разумеется, не стала расстраивать старуху, что перспектив на турниры «Большого шлема» у Кирилла пока никаких, да парень и вообще собирается бросать большой спорт. Но сама после жаркой речи Виктории Арнольдовны приободрилась. Может, все у нее не так уж и плохо?
А пожилая женщина продолжала:
– Пусть Кирилл сегодня в Москву возвращается. У него тренировки, пропускать нельзя. А мы с тобой – уверяю! – душа в душу заживем. Я ни тебя, ни дочку напрягать, как говорит молодежь, не буду. Школу, подработки – все устрою, даже в голову не бери. Опять современный сленг! – Она улыбнулась. – Меня в Калядине уважают. И вообще, – ее глаза блеснули, – предлагаю тебе заговор! Не отталкивай ты Кирюшку совсем уж. Держи его в тонусе. Пусть он – как рыцарь! – своей прекрасной даме служит. Из Москвы, прекрасного далека. Тебе не сложно, а мальчишка землю носом рыть будет. Ему полезно.