Маэстро Воробышек

Длугач Владимир Львович

— Линия рук? — удивилась Анюта. — Откуда это?

— А вот оттуда. Я долго не решалась тебе говорить. Ну, так и быть. — Голос ее снизился до шепота. — Я ходила к гадалке.

— К кому? — не веря своим ушам, переспросила Анюта.

— Да чему же ты удивляешься ? Не я одна, многие к ней ходят. Вот ты не знаешь, что такое неразделенная любовь, тебе и не надо гадать. А я. Ведь посмотри, он Со мной совсем говорить не хочет или все посмеивается. Как будто ему известно, что у меня несчастливая линия рук.

— Женька, что ты говоришь… Где ты ее выцарапала,

свою гадалку?

— Где, где. Я тебе ничего не говорила, знала, какая ты. Тогда на берегу мы встретились. Помнишь, ты меня с Панькой видела и еще с одной женщиной. Это и была гадалка. Она — московская знаменитость. Между прочим, ты ее и раньше видела.

— Я? Что ты мелешь?

— Ну, да. Помнишь, мы везли Виктора из больницы. Помнишь, да? И к нам подсела женщина. Виктор еще за ней потом побежал… Так это и была гадалка.

Анюта, пораженная, молчала.

— Я два раза уже встречалась с ней, — продолжала выкладывать самое свое сокровенное Женя, — и должна еще встретиться. Кое-какие вещи надо принести, она потом вернет, сказала.

— Слушай, Женька, — прервала ее исповедь Анюта. — Тут дело очень серьезное. Это твоя гадалка — мошенница из мошенниц. Виктор видел в ее чемодане уйму драгоценных вещей. Только он мне говорил, что она арестована.

— Арестована?! — Женька беззаботно свистнула. — Прекрасно гуляет по базару.

— Тогда надо что-то делать. Ведь Виктор думает, что она сидит уже… И уехал.

— Анютка, может, и мои вещи того… погорят? Я ей уже часть отнесла… — Она не договорила, сорвалась с места и уже на ходу крикнула: — Ой, забыла. Сгорел пирог!

Спасла положение лагерная печь! Она так мало давала тепла, что пирог не только не сгорел, но даже и не зарумянился. Жене и ее помощникам пришлось еще колоть дрова, принести целую вязанку сухих веток, дуть на них, чтобы они разгорелись. Наконец и здесь, на пищеблоке, удалось прийти к счастливому победному финишу.

Обед, как и все на сегодняшнем празднике, прошел преотлично. Хорош был суп, приготовленный под наблюдением Саши Еремина, замечательны были биточки с картофельным пюре, компот. Прекрасно сохранилась клубника, поданная к столу с густой колхозной сметаной. Ну, и, конечно, пирог! Ребята, уставшие после стольких спортивных игр, занятий и соревнований, съели все без остатка, превысив даже и без того высокий коэффициент, который заранее предвещал Саша.

— Леонид Васильевич, можно вас на минуту? — подошел к Леониду Васильевичу Николай.

— А что случилось?

— Ничего особенного, Леонид Васильевич, у них есть мальчишка, Толя его зовут. Он неплохо бегает. Я хочу предложить…

— Один плюс два? — перебил его Леонид Васильевич. — Поговорим об этом на совете. Обязательно поговорим. И завтра же.

А потом все перешли на центральную лужайку. Олег, назначенный распорядителем бала, громко объявил: «Вальс!» — оркестр заиграл «Светит месяц», и мальчики и девочки пошли танцевать фокстрот.

Доктор стоял, прислонившись к дереву, с разочарованным видом. Танцевать он не умел, и всегда во время танцев усиленно занимался

сменой пластинок на патефоне. Но тут патефона не было, оставалось только делать вид, что все это ему давно, еще в школе и институте наскучило. А Нонна?! Она без конца меняла партнеров — сначала танцевала с какой-то девочкой, потом их разбил Олег и Генка, и Нонна пошла с Олегом. Потом ее пригласил Саша, потом опять Олег. Доктор проклинал себя за то, что в свое время, когда все товарищи записывались в кружок танцев, не сделал этого. И так и остался неучем. Вот если бы он умел танцевать! О, тогда он показал бы себя. И он мысленно представил себя на месте любого из партнеров Нонны, прекрасно танцующим, выделывающим невиданные в здешних местах фигуры и па.

От этих чуть горьких и чуть сладких мыслей его оторвал голос Лены:

— Доктор, потанцуем? А?

Сейчас он рад был бы танцевать с кем угодно, даже с такой непривлекательной девушкой, как Лена. Но, увы, и этого он не мог сделать. И доктор только вежливо улыбнулся.

— Знаете, мне сейчас надо уходить. Дежурство.

— Уходить? Как обидно! Но если нужно, тогда конечно. Я привезу ваш велосипед.

А через минуту они уже молча шли лесной тропинкой, держась с равных сторон за руль велосипеда.

— Она очень хорошо танцует, — наконец нарушил молчание доктор.

— Кто? — спросила Лена, хотя сердце уже подсказало ей, о ком идет речь.

— Нонна, — ответил доктор.

— Хорошо танцует, — согласилась Лена и тут же подумала: «Потанцевал бы ты со мной, ей-богу, я не хуже ее. Только ее все приглашают, а меня…»

Они прошли еще несколько шагов.

— Я дальше вас не буду провожать, — сказала Лена.

— Конечно, не стоит, — охотно согласился доктор.

Но Лена продолжала идти, держась за руль.

— Она учится в вашей школе? — снова спросил доктор.

— Кто? — уже с плохо скрытой неприязнью произнесла Лена.

— Нонна, конечно, — с непостижимым эгоизмом влюбленного пояснил доктор.

— В нашей, — дрогнувшим голосом сказала Лена и отпустила руль. — Я пойду, до свиданья.

— До свиданья! — попрощался доктор и вскочил на велосипед.

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

Николай пробежал всю платформу вдоль поезда и остановился у первого вагона — так удобнее было сходить на станции, где находился лагерь.

Это был последний ночной поезд, и в вагоне находилось немного пассажиров. В самом углу, откинув голову к стенке, дремал пожилой человек, видимо рабочий, ехавший после смены домой. На одной из скамеек в середине вагона сидели двое молодых людей и молча смотрели через окно на пустынный перрон.