Маэстро

Венгерова Наталья

Джузеппина улыбнулась. Сомнений быть не могло: гений вернулся к жизни. Так же, как и не было сомнений в том, что сейчас в ее гостиной звучал шедевр. Зная, что глаза Верди закрыты, Джузеппина подошла к роялю, облокотилась о крышку инструмента и принялась разглядывать вернувшегося к ней чародея. Он сильно похудел, в его чертах отпечаталась печаль, глубоким ломаным оврагом залегла на переносице морщина скорби, вокруг глаз темнели нездоровые круги. Но ей не было его жалко. Не могла она найти в себе и откликов сочувствия. Лишь восхищение и тепло

пульсировали внутри в такт цветущей всеми мыслимыми оттенками музыке.

Прозвучал последний аккорд. Джузеппе открыл глаза и посмотрел на Джузеппину. Она уже стояла у окна, задумчиво глядя на улицу. Так же, как и в тот день, когда Верди показывал ей своего «Оберто».

– Каков вердикт импресарио Мерелли? – спросила она, не поворачивая головы.

– Бюджета на новые декорации и костюмы не предвидится, придется переделывать все из того, что есть на складе. Однако при согласованном списке артистов, «Набукко» будет анонсирован в весеннем сезоне.

– Скряга, – усмехнулась Джузеппина и повернулась к Джузеппе. Ее полный благоговейного восторга взгляд был понятен лучше любых слов, – Уверяю, уже к последним аккордам увертюры он не сомневался, что вы принесли бриллиант.

Их глаза встретились, и вновь повисла тишина взаимного влечения и внутренней борьбы. Оба пытались не позволить себе шаг навстречу, у обоих не было сил сделать шаг назад. Джузеппе смотрел на Джузеппину полным обожания взглядом. Как же она была хороша! От блеска голубого сапфира маленькой изящной сережки в ее ухе и выбившегося черного локона у ее виска до исходившего от нее легкого цветочного аромата, по которому он так скучал.

Да, она принадлежала человеку, от которого всецело зависела его будущая творческая судьба, а возможно и жизнь в целом. Конечно, разбить выпавший ему второй шанс на состоятельность о вышедшую из-под контроля страсть было бы чересчур. Но как же хороша она была!

Идеи о пробуждении нации и великая миссия могли пойти прахом от одного неверного шага, но сейчас ему казалось, что за эту женщину можно отдать все свершения мира и никогда не пожалеть об этом.

– Вы не должны на меня так смотреть, маэстро, – прервал размышления Джузеппе голос Джузеппины.

Джузеппе встал из-за рояля, подошел к окну, где она стояла и едва ощутимо прикоснулся пальцами к ее запястью.

– Что смело потревожить вас в моем взгляде? – тихо, без кокетства произнес он.

– Я полагаю, вам стоит еще раз взвесить, сколько сейчас поставлено на карту, – она убрала руку от его ладони.

Ее правота раздражала и обезоруживала одновременно. Она не просила пощады, боясь за свою участь. Она призывала его мужское начало не смещать фокус со своих амбиций. «Очаровательное коварство!» – подумал Джузеппе. С усилием взяв себя в руки, он произнес:

– Пожалуй, с моей стороны будет правильно раскланяться, синьорина. Еще раз примите мою искреннюю благодарность. Ваша поддержка для меня бесценна.

– Доброго вам дня, маэстро, – возможно,

несколько поспешно кивнула она.

Быстрой поступью он вышел из комнаты. Джузеппина, как завороженная, смотрела на дверь, закрывшуюся за ним. Пара мгновений, и дверь снова распахнулась. Верди стоял на пороге с совершенно безумным взглядом. Несколько широких шагов, и он уже страстно ее целовал. Тело Джузеппины не дало ей шанса отвергнуть поцелуй. Она почувствовала, будто летит. Ничего подобного она никогда раньше не ощущала. Оторвавшись от ее губ Джузеппе прижался лбом к ее лбу и проговорил хриплым голосом:

– Я очень скоро наберу достаточно силы, чтобы обеспечить и защитить тебя. До той поры я больше не позволю себе даже взгляда, что мог бы поставить под угрозу твое благополучие.

И даже не взглянув на Джузеппину, маэстро практически выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.

– Или благополучие твоих премьер… – пробормотала она, пытаясь прийти в себя. Однако, сколь сильно не была Джузеппина потрясена и взбудоражена произошедшим, наивный, искренний, самоуверенный, достойный подростка пыл маэстро не мог не вызвать у нее улыбку.

Верди вышел из здания, сделал глубокий вдох и осмотрел кишащую людьми улицу. Он уже и не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько живым.

Отголоски дамской болтовни, плач ворона, шаги прохожих, шарканье метлы дворника, скрип мокрой тряпки о витрину кондитерской, ругань кучера – звуки вновь сплетались в узор странной, но отчетливо слышимой мелодии. Джузеппе закрыл глаза и сделал еще один глубокий вдох, словно хотел вдохнуть эту музыку внутрь себя. Улыбаясь, он неторопливо побрел по улице, каждый звук которой в идеальной синхронности с его шагами добавлял что-то кружившей вокруг мелодии.

В следующую пятницу, как впрочем, и почти в любую пятницу, Бартоломео Мерелли проводил ночь у своей любимой подруги. Обстоятельства в этот раз сложились так, что они вместе выехали из театра, и теперь богато украшенная металлическими арабесками карета везла их к дому синьорины Стреппони. Джузеппина задумчиво смотрела в окно. Мерелли с карандашом в руке просматривал увесистую стопку документов, которая едва помещалась в его пальцах.

– Меня более чем удивила твоя готовность участвовать в «Набукко», – проговорил Мерелли параллельно читая одну из бумаг.

– Абигайль – потрясающая… – начала было Джузеппина, все еще наблюдая за мелькающими вдоль дороги кронами кленов, но Мерелли ее перебил:

– Сложнейшая партия из всех, что я когда-либо видел. Совершенно безжалостно написано.

Джузеппина перевела изумленный взгляд на импресарио.

– Прошу прощения? – она искренне не понимала, что он имеет в виду.

– Чахотка – это не шутки, любимая, – промолвил он, перевернул страницу и продолжил чтение.

– Ты не имел права вызнавать у моего… – вскипела Джузеппина, но Мерелли снова перебил ее, делая пометку на одной из страниц: