Мафия изнутри. Исповедь мафиозо

Руссо Энцо

Она ничего не знала, даже никогда ее не видела. Она жила с матерью, вдовой-пенсионеркой. Когда они сюда переехали, квартира была свободна. Это была редкая удача для двух одиноких женщин, нуждающихся, без мужчины в доме. Чтобы удостовериться, говорят ли они правду, был единственный способ: как следует их припугнуть. Но я видел, что они слишком глупы для того, чтобы ломать комедию. И в самом деле — я их напугал так, что они чуть не обделались, но ничего не добился: они знали лишь то, что сказали. Когда я уходил, они обе ревели и тряслись от страха. А я их и пальцем не тронул.

В

тот день я не мог ничем больше заняться. В доме не было швейцара, поэтому я принялся расспрашивать всех, кого только мог, — жильцов, лавочников, соседей по дому и так далее. Но никто мне ничего не мог сказать, и, быть может, они действительно ничего не знали, так как Тереза жила уединенно, да к тому же и родом была не из Палермо.

Впоследствии, когда все немного успокоилось, я принялся за поиски более обстоятельно, не спеша, наводил справки даже в муниципалитете, но мне там сказали, что она значится проживающей по прежнему адресу.

В конце концов я примирился. И никогда больше не видел Терезу.

XVIII

Человеком, который меня разыскивал, оказался Нино Сальво. У него с кузеном Иньяцио были в руках все лотерейные конторы на Сицилии. И связи на высоком уровне — депутаты в Риме и в Палермо, строительные подрядчики, промышленники. Большая сила.

Со Стефано их связывала дружба, основанная не только на общих деловых интересах. Я знаю, что они с Нино питали взаимное уважение и любили друг друга. Именно это и прозвучало в первых же словах, произнесенных Нино, когда мы с ним встретились:

— Без Стефано просто жизнь не в жизнь. Все полетело кувырком, Джованнино.

До того я ему позвонил и он сказал, чтобы я пришел к нему домой. Это была прекрасная квартира, полная дорогих вещей. Мы сидели на диване. Он поинтересовался, где я так долго скрывался, без всякой помощи, не подавая вестей и не зная, что творится вокруг.

— У меня был транзисторный приемничек, пока не сели батарейки…

— Ты слыхал про Тотуччо Индзерилло?

— Да, ваша милость.

Но расправились не только с ним. Не было больше на свете ни Тотуччо и Анджело Федерико, ни Джузеппе Ди Франко. Миммо Терези тоже погиб, а вскоре после него и Эмануэле Д’Агостино. Пытались убить Конторно, но хотя бы ему удалось спастись.

— А Козентино?

— Он в Уччардоне. Ему оттуда не выйти до конца своих дней.

— Но Семья-то еще существует? — спросил я.

Сальво как-то странно на меня посмотрел. И утвердительно кивнул головой.

— «Правителем» назначили Ло Яконо. Теперь командуют он и братья Пуллара…

Уцелели также Верненго, Сакконе и им подобные. Все, кто голосовал против Стефано на тех проклятых выборах. Остальные же или погибли, или скрываются. А эти живут себе поживают, тихо и спокойно, как ни в чем не бывало, будто ничего и не произошло. Ни у кого из них и волоса с головы не упало. Я поглядел на Сальво.

— Они его заложили?

— Да, конечно. А если хочешь знать, кто предал Индзерилло, спроси, кто теперь «правитель» в его Семье. Нынче таких иуд хватает. Только свистни, сразу найдутся.

Я спросил про Саро Получлена. Но он о таком

даже не слыхал. Он велел принести кофе и принялся рассказывать. Только что отправили на тот свет их друга — инженера Ло Прести. Они с ним, если не ошибаюсь, были еще между собой и в родстве. Ло Прести был в Палермо действительно крупной шишкой — одним из тех, у кого сто рук и все они вовсю работают. Также и это убийство для того, кто хотел понять, что происходит, означало, что теперь уже со всеми, кто был на стороне Бонтате и Индзерилло, покончено. Возможно, братьям Сальво благодаря большим деньгам, которыми они ворочали, и политическим связям, которыми обладали, и не грозила прямая опасность. Но разве кто мог поручиться, береженого бог бережет…

Наконец он сказал прямо, без обиняков: ему нужен охранник, верный человек из нашей среды. А я вполне отвечаю таким требованиям. Я должен стать его секретарем с пистолетом наготове. Предложение было подходящее, но хотелось знать, что он может дать мне взамен. И дело было не в деньгах.

— Пока что ты должен держаться в сторонке, Джованнино. Занимайся, спокойно своими делами. А я тем временем пущу вокруг слух, что ты теперь со мной. И вот увидишь: кто из уважения, кто из выгоды — все тебя оставят в покое. Ведь личных счетов у тебя ни с кем нет, не так ли?

Я ответил, что нет, про себя надеясь, что поручение найти Тото Риину осталось нашим секретом с Козентино. Потому как если об этом полученном мною задании стало кому-то известно, то даже будь кузенов Сальво не два, а двенадцать, им все равно не суметь помешать этому типу меня достать.

— Зайди недельки через две… если мы к тому времени еще будем живы, — сказал он. И пять минут спустя я уже гулял руки в карманах по Палермо и голова у меня разрывалась от всяких мыслей.

И я был еще жив.

А теперь, прежде чем продолжать, я должен сказать об одной вещи. Я уже не раз упоминал о своей искренней привязанности к Стефано Бонтате, но мне не хватило бы и ста страниц, чтобы рассказать о том, что это был за человек. Когда я жил в Корлеоне, то несколько раз слыхал, как Доктор повторял, что поступать бескорыстно способны только святой, мать и человек чести. Мать так поступает всегда, но лишь ради собственных детей. Святой тоже так поступает всегда и ради всех, но лишь потому, что хочет стать святым и заслужить похвалу господа бога. Человек же чести поступает бескорыстно не всегда и не ради всех, но когда он это делает, то это доказательство дружбы, не требующей ничего взамен. Это как протянутая навстречу рука.

Таков человек чести, и Стефано был последним. После него — одни убийцы и торговцы наркотиками. Семья, которую он возглавлял, заботилась обо мне. Защищала меня, многому меня научила, обеспечивала надежное материальное положение. Отец научил меня, как заставить себя уважать, но без денег и силы уважению не на чем держаться. Самое большее — можно сохранять достоинство. Кавалер и другие хозяева, что у него были, его не уважали, но он перед ними не унижался. Паолино с братцем не выказали уважения к его старости и забили палками, но он умер как мужчина, не заявив в полицию.