Маг и кошка
Шрифт:
— Владеет, — кивнула Аланта. — Но даже его воины не могут одолеть нас на состязаниях, когда он таковые устраивает. И все же все три королевы Великой Феминии заключили союз с Иоанном и присягнули на верность ему, ибо сочли его образцом добродетели, честности и справедливости. Говорят, будто бы не так давно нашлась его давно потерявшаяся племянница и будто бы он относится к ней точно так же, как к родному сыну.
Балкис прикусила губу и поспешно проговорила:
— Союз есть союз, но, как я понимаю, ваши королевы все равно остаются данницами
— Верно. А дань, которую они платят, такова: время от времени наши властительницы посылают Иоанну по дюжине женщин-воинов, которые служат у пресвитера телохранительницами.
Так вот, оказывается, откуда были родом телохранительницы! Балкис знала, что они исполняют только приказы своей начальницы, почти не разговаривают с другими воинами, но с готовностью вступают в беседы с купцами и иноземными посланниками. Она сразу поняла, что они не только охраняют пресвитера Иоанна, но также обучаются искусству торговли, изучают законы и тонкости управления государством. Нечего было дивиться тому, что три королевы с готовностью посылают в Мараканду новую дюжину воительниц каждый год!
— Не уравнивает ли подобная дань ваших королев с прочими царями, хранящими верность пресвитеру Иоанну? — спросила Балкис.
Иллиор кивнула:
— Так и есть, и вследствие этого наша страна является частью самой могущественной империи Востока. Другие царства не боятся, что их кто-то завоюет, ибо мы всегда готовы выступить на их защиту. Свое воинское мастерство мы постоянно оттачиваем в учебных поединках.
— И наверное, только и мечтаете о том, чтобы где-то началась война? — чуть насмешливо поинтересовалась Балкис.
Аланта усмехнулась:
— Я бы не сказала, что мы ищем войны, но, быть может, мы порой торопим ее своей гордыней и тем, что не готовы к примирению. Когда нам суждено идти на войну, мы идем с готовностью и ищем чести и славы, которые нам нужны для того, чтобы стать матерями. Да, мы на самом деле не ведаем страха в бою.
Балкис была готова поверить в это, если воительницы действительно могли завоевать право родить детей только своими ратными подвигами. И все же ей ужасно любопытно было узнать, только ли материнский инстинкт так силен у этих женщин.
Разговор затянулся до самого вечера. Балкис все время была настороже — не представится ли возможность улизнуть и отправиться на выручку к Антонию, но приставленные к ней Аланта и Иллиор были слишком бдительны. Аланта сидела так, что преграждала путь к двери, а Иллиор следила за тем, чтобы девушка приносила из соседней комнаты еду и напитки при малейшем желании Балкис. А Балкис чувствовала себя так, словно ее связали по рукам и ногам бархатными веревками. Это был приятный плен, ласковый и уютный, но все же плен. Она старалась скрывать свое нарастающее отчаяние, а когда за окнами заалел закат, твердо решила придумать и произнести охранное заклинание — но так, чтобы Аланта и Иллиор не догадались, что она говорит, либо догадались бы слишком поздно и не смогли бы ударить ее и заставить
Но неожиданно в комнату ввалился Антоний. Вид у него был измученный. За ним в комнату вбежала воительница и в сердцах толкнула в спину. На ней не было ни шлема, ни лат — только короткая, до бедер, льняная туника, облегавшая грудь. Лицо женщины пылало от гнева — а может быть, от изумления и растерянности?
Глава 14
— Забирай его, девушка! — крикнула воительница в белой тунике.
— Вот-вот, забирай, потому что нам это не под силу! — буркнула вторая, войдя в комнату следом за первой.
Балкис вскочила и порывисто схватила Антония за руку, боясь, что он может упасть. Ее друг, подслеповато моргая, оглядывал комнату. Похоже, он не понимал, где находится.
— Что вы с ним сотворили!
— Все, что могли — только что не изнасиловали, — сказала, протиснувшись в комнату, еще одна женщина, за которой последовали еще две — все с распущенными волосами. — Мы раздели его донага, потом разделись сами — медленно, красиво, и кое-чего добились, но немногого. Он только тараторил без умолку, повторял, что вынужден отвергнуть наши дары, потому что должен сохранить верность тебе.
— Мы стали подшучивать над ним, говорить, что он — девственник и потому боится моря страстей, в которое мы готовы погрузить его, — встряла еще одна воительница. — Он сказал, что это, может быть, и правда, но все равно он обязан остаться верным своей спутнице.
— Мы заверяли его, что бояться нечего, что он обретет восторги наслаждения, что мы без труда избавим его от бремени непорочности, — сказала четвертая женщина, — и он поблагодарил нас, не так ли, о юноша бледный?
Антоний наконец немного пришел в себя.
— О да! А как еще я мог ответить на столь благородное предложение?
— Вот-вот, «как еще», — передразнила его первая женщина. — И не ответил никак!
— И от нашей щедрости для нас не было никакого толку! — насмешливо проговорила вторая.
— Мы для него танцевали, мы предлагали ему вина, мы ласкали и целовали его, — сердито проворчала третья, — а он сжался в комок и все повторял, что не вправе принять наши подношения.
— В конце концов нам все надоело, мы его одели и привели к тебе, — неприязненно скривившись, сообщила первая и обрушилась на Балкис: — Почему ты не сказала нам, что вы помолвлены?
— Потому… Потому что это неправда! — выпалила Балкис.
— Ну, влюблены друг в друга — так сильно, так глубоко, что это все равно, что помолвлены, — проворчала женщина-воительница. — Когда мы пытались уговорить его, он заявил, что должен остаться верным «своей маленькой кошечке». Он называет тебя такими ласковыми именами, а ты не знаешь, что он тебя любит?
— Ну… Пожалуй, я… догадывалась…
Балкис подумала о том, что «маленькая кошечка» в данном случае — вовсе не ласковое имя, а называние вещей своими именами. А может, нет?