Маг. Биография Пауло Коэльо
Шрифт:
А в одиночестве ночи я бы взял лезвие бритвы, посмотрел бы на твою фотографию, приклеенную к спинке моей кровати, и потекла бы кровь, и я бы тихонько сказал тебе: «Это моя кровь». И умер бы без улыбки и без слез. Просто умер, оставив много незавершенных дел.
Воскресенье, 7 августа.
Диалог с доктором Бенжамином:
— У вас нет чувства собственного достоинства. После вашего первого пребывания здесь я думал, что вы больше никогда сюда не вернетесь,
— Никто ничего не может сделать один.
— Хорошо. Но скажите мне: какую выгоду, какой прок вы извлекли из поездки в Терезополис?
— Опыт.
— Вы из тех, кто всю жизнь экспериментирует?
— Доктор, все, что делается с любовью, имеет смысл. Вот моя философия: любовь к чему-либо оправдывает наши действия.
— Если бы я обратился к шизофреникам — самым настоящим, с четвертого этажа, — они привели бы мне более веские аргументы.
— Я сказал глупость?
— Конечно! Вы все время пытаетесь создать образ себя, но это ложный образ. Вы даже не замечаете, что в нем нет ничего от вас такого, какой вы на самом деле. На самом деле вы — ноль.
— Знаю. Все, что я сейчас говорю, — самозащита. Я и сам понимаю, что толку от меня нет.
— Так сделайте что-нибудь! Но вы ни на что не способны. Происходящее вас устраивает. Вам так удобнее. Послушайте, я ведь могу снять с себя ответственность, созвать консилиум, вам назначат электрошок, инсулин, гликоз, вы все забудете и станете покорнее. Но я дам вам еще какое-то время. Будьте же мужчиной! Победите себя!
Воскресенье, 14 августа — Родительский день.
Здравствуй, папа. Сегодня твой день.
Много лет ты в этот день просыпался с улыбкой
и с улыбкой брал подарок, который я тебе приносил,
и с улыбкой целовал меня в лоб, благословляя меня.
Здравствуй, папа, сегодня твой день,
но я ничего не могу подарить и сказать тебе,
потому что твое сердце, полное горечи, стало глухо к словам.
Ты уже не тот, твое сердце состарилось,
твой слух утомлен крушением надежд,
твое сердце изболелось. Но ты еще можешь плакать,
и я думаю, что сейчас ты плачешь —
робко, как строгий и властный отец:
плачешь обо мне, потому что я здесь, за решеткой,
плачешь, потому что сегодня родительский день, а я далеко
и горечь и грусть наполнили твое сердце из-за меня.
Здравствуй, папа. Какой прекрасный восход.
У многих людей сегодня радостный праздник,
но тебе грустно. Грустно из-за меня.
Я невольно стал твоим тяжелым крестом,
ты несешь его, он терзает
Сейчас моя сестра войдет в комнату
с подарком, завернутым в шелковую бумагу,
и ты улыбнешься, чтобы не огорчать ее.
Но твое сердце будет исходить слезами,
потому что я ничего не могу сказать тебе,
кроме разящих слов бунта,
я ничего не могу для тебя сделать, я могу лишь
усилить твое страдание.
Я ничего не могу подарить тебе, кроме горьких слез и раскаяния
в том, что ты привел меня в этот мир.
Возможно, не будь меня, ты был бы счастлив,
как человек, упорно трудившийся,
чтобы заработать на безбедную жизнь,
и сегодня, в родительский день
получить награду — поцелуй и скромный подарок
купленный на гроши, отложенные из карманных денег,
что бережно хранились в глубине ящика,
а теперь стали подарком, очень маленьким,
но огромным для отцовского сердца.
Сегодня родительский день. Мой отец
отдал меня в сумасшедший дом.
Я далеко, я не могу обнять его, я
далеко от семьи, от него, и я знаю,
что ему при виде других отцов, окруженных
сыновьями, очень больно —
болит его бедное горестное сердце.
Но я далеко, уже двадцать дней я не вижу
солнца, и я не смог бы подарить отцу ничего,
кроме тьмы, как тот, кто уже ни на что
не надеется в жизни.
Поэтому я спокоен. Поэтому я не могу
сказать: «Добрый день, дорогой мой, будь счастлив,
ты мужчина, ты зачал меня,
моя мать родила меня в муках,
но теперь я могу отдать тебе часть
сокровища, что храпит мое сердце,
положив его в твои огрубевшие от работы руки».
Я не могу сказать тебе даже этого,
я должен быть спокоен,
чтобы не огорчить тебя еще больше,
чтобы ты не узнал, как я страдаю,
как я несчастен в бескрайнем спокойствии,
какое может быть только на небесах,
если они существуют.
Грустно иметь такого сына, как я, отец мой.
Здравствуй, отец. Скрестив руки,
я дарю тебе это красное всемогущее
восходящее солнце, чтобы смягчить твою грусть,
чтобы ты думал, что ты справедлив, а я счастлив.
Вторник, 23 августа.
Рассвет накануне дня моего рождения. Мне бы хотелось написать в этой тетради слова оптимизма и примирения, поэтому я вырвал предшествующие страницы, полные непримиримости и печали. Тяжело, особенно для человека с моим темпераментом, выдерживать тридцать два дня в заточении. Очень тяжело, поверьте. Но в глубине души я понимаю, что я еще не самый несчастный из людей. В моих жилах течет юная кровь, и я могу начать все сначала еще тысячу раз.