Магазин потерянной любви
Шрифт:
Примечательной особенностью Джони (читай — Лу Андерсон) была его вера в предопределённость. Слепая, но, как казалось Мите, вполне обоснованная. Фотограф чувствовал, как легко ему с Хьюлет, перенёс эту лёгкость на Рёнэ и не ошибся. Оглядевшись на новом месте и поняв, что к чему, она вскоре приняла его сторону, а затем и пошла дальше. «Бесславные ублюдки», — отбивалась она от коллег, и те умолкали. Хотя бы на время, но и это можно было считать достижением. Покой для приличного человека создаёт иллюзию достойной жизни. Вот Наташа и добивалась этого достоинства — и для себя, и для остальных.
Приземлившись в Лондоне, Митя
В зале ожидания было прохладно и немноголюдно. Люди почти не говорили, а если и говорили, то в основном по-французски или вообще непонятно на чём. Вероятно, это и были арабы, о которых он начитался в своё время у Мишеля Уэльбека; да у кого только не начитался. И всё же, хоть эти арабы и вели себя довольно заносчиво, Митя не испытывал к ним неприязни. Честно говоря, он уже насмотрелся в Москве и на таджиков с узбеками, и на грузин с чеченцами — все они были ничуть не опаснее русских. Люди как люди — не всё ли равно, кому попадёшься под руку. Митя даже завидовал им — они казались ему более непосредственными, что ли. Не говоря уже о жизнерадостности. Бодрости духа им было не занимать, хоть они и натерпелись на своём Востоке будь здоров.
Взять хотя бы того Махмуда, что сидел в двух рядах от него и молился. Как пить дать, Махмуд летел на Джерси к кому-нибудь из братьев и теперь обращался к Аллаху в ожидании рейса, а Аллах и рад был. Он внимательно выслушивал мусульманские молитвы, учитывал их в своей ведомости, но ничего не обещал. В этом смысле Аллах мало чем отличался от Иисуса Христа. Впрочем, как и от Будды — ещё одного «всебезразличного» бога, как сказал бы Курт Воннегут.
Махмуд, таким образом, вполне заслуживал сочувствия. Как, к слову сказать, и Джони, его «Мученики за демократию», Наташа Рёнэ, Митя Захаров да и всё человечество с инопланетянами.
С такими мыслями Митя и прилетел в Джерси — этот рай посреди водной глади. Пролив Ла-Манш с высоты походил на бескрайнее море. В дороге он почитал «Любовь и так далее», попил шотландского виски, а когда объявили посадку, то и вовсе размечтался. Роман оставлял странное ощущение веселья и печали одновременно. Любовный треугольник жил своей жизнью, но роли в нём явно менялись. Иначе говоря, брак, производимый этим треугольником, несмотря на время и житейские неурядицы, оставался всё таким же востребованным. Этот брак было и жаль, и нет. Писатель явно беспокоился о нас. Он как бы говорил нам: видите, сколько здесь счастья — всем достанется.
Любовь у Барнса переходила из рук в руки, и никто не чурался этого секонд-хенда. Более того, любовь, бывшая в употреблении, была крайне актуальной: Стюарт мечтал о ней, Оливер уже имел её и теперь переосмысливал, а Джилиан и вовсе было всё равно, кто её любит, — лишь бы любовь эта была в гармонии с практичностью. Возвращаясь к устройству мира — дом, о котором мечтала Джилиан, должен был иметь и прочный фундамент, и как можно больше этажей.
«Нормандские острова, — прочёл он на сайте туристической компании «Нева», — рай земной,
Остров Джерси размером 14x8 км является крупнейшим из Нормандских островов. Его население составляет около 100 тысяч человек. Центральный город Сент-Хелиер — с аэропортом и морским вокзалом. Имеется паромное сообщение как с Британией (к примеру, с Портсмутом), так и с Францией (Шербур). Разница во времени с Москвой — минус 3. Наиболее развиты на Джерси скотоводство и рыбная ловля. «Остров Джерси, — с удовольствием сообщал сайт Jersey Island, — хранит верность английской короне». Ещё бы не хранил, думал Митя. В своё время нормандцы брали Англию, а герцог Нормандии Вильгельм стал даже её королём Уильямом I. Сегодня же благодаря Великобритании остров оставался независимым — со своим парламентом, языком, деньгами и офшором.
Что касается Сент-Хелиера, город получил название от местного святого, который жил и проповедовал здесь в VI веке. Соответственно, приходская церковь являлась главной достопримечательностью города. Далее шли здание Парламента на Королевской площади и Центральный рынок, открытый в 1882 году. Население Сент-Хелиера приближалось к 30 тысячам. Город и теперь считается экономическим центром острова.
Так что и без Рёнэ здесь было на что посмотреть. Как и договаривались, она поджидала Митю в суши-баре на Stone Street. Камни и в самом деле здесь были повсюду, а скалистые берега точь-в-точь походили на юго-восточный Крым в описании Максимилиана Волошина. Тот ещё тип — безумно талантливый, но трусоватый, как и большинство художников при советской власти, да и в путинской России тоже.
— А что вы хотели? — сказала Рёнэ. — Храбрых людей поубивали ещё в красный террор. У Джони есть интересное эссе о Волошине, не читали?
Нет, Митя не читал. Если только не брать во внимание две или три смешные зарисовки с участием знаменитого литератора. Джони не раз бывал в Коктебеле и нет-нет, а что-нибудь и сочинял про старика с палкой. Этот памятник и до сих пор, если верить Интернету, стоял у дома-музея Максимилиана Волошина.
— Дадите почитать?
— Дам, — ответила Наташа.
На ней были узкие джинсы и яркая футболка с надписью Dogs (собаки) поверх фотографии кабинета министров РФ. Все эти министры являлись действующими персонажами современной России, и Митя горько усмехнулся. На нём и самом была футболка с надписью Sheep (овцы) с карикатурным изображением лидеров протестного движения. Впрочем, большинство из них уже были мертвы или сидели по тюрьмам: основательно и надолго.
— А у меня тут тоже кое-что есть для вас.
Рёнэ насторожилась. Она и вправду была похожа на мышь. Митя же был кот. Кот словно пробирался между прилавков и озирался. Он пробирался и озирался: а не потеряла ли Рёнэ ещё какую-нибудь любовь?